день и ночь. Сейчас у нас большое наступление, мы возле Никополя, немца прижали к Днепру. У меня пока мало новостей, да и те, пока дойдет письмо, будут старыми… За меня не волнуйтесь… Крепко целую — Володя».

«17.II.44. Мамочка, здравствуй! Получил письма от Веры, от Шуры. Последнее шло очень долго — оно было опущено 19 января.

У меня, мамочка, маленькая радость: я получил медаль «За отвагу» — награда, хоть и небольшая, но приятная. Чувствую себя хорошо. Дома, наверное, раз 20 простудился бы, на фронте же болезнь не пристает. Очень хорошо, что ты купила козочку — прикажи папе, чтобы не болел. Любящий вас сын Володя».

«18.II.44. ст. Апостолово. Здравствуй, дорогой брат Шура! Очень рад, что ты вернулся, работаешь по специальности, теперь уж, если меня не станет, то будет у папы и мамы на старость поддержка.

Я пошел в армию, как только был освобожден наш город. Служу уже 4 месяца, недавно получил медаль «За отвагу». Чувствую себя хорошо. Насчет маминых опасений, что немцы вернутся — не бойся! Они не вернутся, ручаюсь! Ты знаешь, Шура, папа был в концлагере, в селе Новониколаевка, а наша дивизия как раз освобождала это село. Как жаль, что нам не удалось с ним встретиться…»

«18.III.44 …Я, мамочка, может, не буду писать, т. к. сейчас у нас горячее время. Скоро услышишь из газет. Опять будем наступать. Нашей дивизии присвоили звание Никопольской»…

«27.III.44 …Как у нас сейчас, наверное, хорошо на Днепре! Я очень волнуюсь за домом, но ничего, мамочка, конец войны — не за горами. Осталась Одесса и еще несколько городов — и Украина очищена…»

Так заканчивается последнее письмо. Юному солдату осталось жить 3 дня. Когда мама получит этот последний треугольник (а случится это 19 апреля), рядовой Володя Евдокиенко будет лежать в братской могиле…

В последнем вкладыше папки лежало два документа. Первым извещением, датированным 15 февраля, командир войсковой части поздравляет Прасковью Павловну с награждением ее сына медалью «За отвагу». Во втором сообщалось, что красноармеец Владимир Иванович Евдокиенко в боях за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был ранен в бою и умер от ран 30 марта 1944 года, похоронен в Широковском районе, селе Николаевка-Козелик.

Вот и вся история молоденького солдата-днепропетровца с улицы Овраг-Поля, светловолосого, с голубыми глазами, которому не суждено было стать знаменитым художником. Одного из сотен тысяч рядовых солдат великой войны. Может быть, вездесущие следопыты из 28-й и 67-й школ, где учился Володя, разыщут оставшихся в живых его однополчан, и мы узнаем, за какой подвиг получил он свою первую и, увы, единственную боевую высокую награду. Может быть, юноши и девушки с мольбертами, облюбовавшие нынче склоны парка имени Шевченко, задумаются на миг, вспомнив совсем недавнее, а для них уже легендарное прошлое, и это будет лучшей памятью Володе и тысячам его ровесников, ушедшим в бессмертие, не дописав своих полотен и стихотворных строк, «не долюбив, не докурив последней папиросы».

ТРИ ВЕТКИ СИРЕНИ

С востока вслед за солнцем, через всю необъятную нашу страну мчались телеграммы, обгоняя друг друга. Самая дальняя — с мыса Шмидта Магаданской области — от Вали Смирновой. «Поздравляю… обнимаю… желаю…» Из Хабаровска и Читы, из Якутска и Омска, из Алма-Аты и Ташкента, из Риги и Таллина, из Тбилиси и Сочи, из Москвы, Ленинграда, Киева летели поздравительные телеграммы в Днепропетровск все одному и тому же адресату: улица Философская, 29, бывший детский дом № 4, Григорию Минаевичу Левину.

А вслед за телеграммами погожим январским утром стали прибывать их отправители: заслуженный шахтер из Донбасса и академик из Белоруссии, директор прославленного Ленинградского оперного театра и металлург из Запорожья, учительница из Казахстана и моряк-тихоокеанец.

Съезжались рабочие и врачи, инженеры и артисты. Штатские и военные. С детьми и с внуками. При орденах и медалях. Нарядные, как в дни самых больших праздников.

И всех их встречал Учитель. Высокий, плотный, по-солдатски стройный, с открытым волевым лицом. В строгом темном костюме. Позвякивали на груди правительственные награды. Лукаво и мудро светились добротою глаза из-под больших очков.

Вот только привычная большая трубка на сей раз не дымилась у него во рту: как-никак повсеместно идет борьба с курением, а ему не пристало показывать дурной пример «детям».

На вид Григорию Минаевичу полвека от силы. На самом деле, сегодня ему — 75. Из них 40 лет он отдал детям, и не просто ребятне, а тем мальчишкам и девчонкам, у которых войны, болезни либо какие иные бедствия и несчастья отобрали родителей…

У героев этого репортажа, у питомцев юбиляра сегодня не будет отчеств, ибо в этом зале — все они вмиг помолодели, стали юными. Рассказывает педагог Зина Козаченко:

«В далеком 1932 году Григорий Минаевич привез меня сюда — совсем крохотную. Я испугалась, забилась в угол. И вдруг в руках моих оказалась кукла, чудесная кукла! Это была первая настоящая радость в маленькой моей жизни. С тех пор я вроде уже и не плакала никогда»…

…Поднималась на ноги страна, грохотали первые пятилетки, вместе со страною поднимался детдом, обрастая новыми мастерскими, классами, удобными и просторными бытовыми помещениями. Все лучшее — детям! И ребята-детдомовцы вместе со всей нашей молодой страной учились держать в руках рашпиль и молоток, а главное — учились любить свою Родину-мать, которая одним из первых своих революционных декретов провозгласила: в Советской республике нет и не будет сирот. Никогда!

В страшном 1941 году Григорий Минаевич спасал детей от гибели — увозил их в глубинку, в далекий тыл. А вскоре большая семья детдомовцев провожала на фронт первых добровольцев: отсюда на битву уходили только добровольцами. «Думать о Родине нас учили наши замечательные воспитатели». И, махая платочками, как издавна повелось на Руси, бежали за составом детдомовские девчонки, провожая своих братишек. Петр Шпурик, Николай Шендрик, Владимир Пацыло и многие другие ребята-добровольцы сложили головы за Отечество. А иные дошли до Берлина, вернулись с победой. Рассказывает бывший военный моряк, а ныне начальник цеха одного из металлургических заводов Запорожья Сергей Зеленский:

«В сорок первом мы с товарищем сбежали на фронт. Было нам лет по пятнадцать. Естественно, нас задержали на ближайшей станции, вернули в детдом. Ну, думаем, влетит теперь от строжайшего Григория Минаевича! А он посмотрел на нас грустно-грустно и сказал:

— Молодцы, мальчики. Только подрастите малость.

Подросли и пошли воевать. На флоте я понял, что такое детдомовская выучка: чувство локтя, чувство ответственности не только за себя, чувство справедливости, обостренное чувство