— Да почему нельзя, — Глебушка там, наверное, офигел от моих причуд. — Мойся, скоро ужин будет готов.

— Ага, спасибо.

Ушел, вроде уже все позади, да вот только пока я выщипывала себе, так сказать, перышки с помощью полосок, пыталась не издавать лишнего звука. Но это так сложно, особенно, когда очень больно.

— София, с тобой там все хорошо? — конечно же он услышал.

— Все нормально! — рыкнула, отдирая очередную полоску. — Чтоб тебя! — прошипела, на глазах навернулись слезы.

— Не понял.

— Глеб, дай мне помыться! — рявкнула так, что от мужа и след простыл.

Уже возвращаясь к себе, злющая, думала, что там не особо все было и печально, чтобы себя подвергать таким страданиям.

Не став больше выбирать и нервы тратить, взяла первое попавшееся под руку платье белого цвета. Надо же, как все символично. Кудри в порядок привела, накрасилась и посмотрела в зеркало. Нужно сказать, что Глебу понадобится вся его выдержка, чтобы смотреть мне в глаза, а не на глубокий вырез на груди. Я, конечно, горжусь своим размером, но вот чтобы так, совсем ничего не скрывая, это даже меня смущает.

Возможно, я бы и переоделась, да вот только Глебушка устал ждать и приперся лично, всем своим видом показывая, что больше ждать не намерен. Вот только узрев всю меня, а точнее моё декольте, завис.

— Какая ты… — сглотнул.

— Какая? — хмыкнула, чувствуя, как от его откровенно пошловатого взгляда твердеют соски, а это платье не подразумевает под собой бюстгалтер.

Поэтому на губах мужа появляется самодовольная ухмылка.

— Горячая, — смотрит уже в глаза.

И этот взгляд заставляет все женское нутро изворачиваться от нетерпения.

— Ты тоже ничего, — еле заставила себя ответить.

— Пойдем? — полувопрос, и он делает шаг навстречу, заставляя меня глубоко вдохнуть его парфюм.

Как же он пахнет, голова кругом, хочется прижаться и нюхать. Это вообще нормально? Или у меня совсем крыша едет?

— Нам нужно идти, — мямлю, когда муж продолжает сокращать между нами расстояние.

— Нужно, — отвечает, проводя костяшками пальцев по щеке. — Но сначала…

Не договаривая, жадно целует.

От эмоций подкашиваются ноги, и если бы не крепкие объятья, валяться бы мне в ногах муженька от потери чувств.

— Ужин, — напоминаю, когда мы разрываем крышесносный поцелуй.

«Божечки, можно ещё раз и не останавливаться?» — ноет оголодавшее нутро.

— Как хочется послать этот ужин к черту, — признается Глеб. — Но нам нужно поговорить.

— Угу, — киваю головой.

Разочарование растекается внутри, но в тоже время дикая свобода в своих поступках пьянит. Я делаю, что хочу, папочка был бы в шоке.

Глеб, обнимая за талию, помогает спуститься вниз, отодвигает стул, наливает бокал вина. А я, как заворожённая, смотрю на закат. От красоты замирает сердце, а глаза стараются запомнить каждый штрих, который я изображу на холсте.

— Спасибо, — поворачиваюсь к Глебу и тону от нежности в его взгляде.

— Вечер только начинается, ещё рано говорить спасибо, — тепло улыбается.

— Тогда спасибо за волшебное начало, — снова смотрю на закат.

Мне кажется, это необычный закат в моей жизни, это закат моего прошлого, нерешительности, вечного побега от проблем. Это что-то новое и знаковое, я чувствую. Я знаю точно, что следующий закат буду встречать другой женщиной.

— Так зачем ты меня сюда привез? — возвращаю внимание к мужу.

— Сразу в пропасть, нет бы попробовать еду для начала.

— Глеб, неужели ты смущаешься? — мои губы живут отдельной жизнью счастливой женщины. Улыбка от уха до уха.

— Хорошо, начну сначала. Мы же с тобой часто пересекались до свадьбы на городских мероприятиях, помнишь?

— Я помню, но мне казалось, ты меня не замечал.

— Тебя невозможно было не заметить.

— Ну да, с этим не поспоришь, такого хомячка попробуй не заметь, — усмехнулась.

— Прекрати, — поморщился. — Ты была красива.

— Что? — сморщила нос.

— Так, лучше молча слушай, а то все портишь, — недовольно заявил Глеб.

Тоже мне, какие мы чувственные.

— Ты была очень доброй и отзывчивой.

— Зато ты отъявленным козлом, — хмыкнула.

— Плюша!

— Да молчу-молчу.

Принялась за салат, все-таки нужно чем-то закрыть себе рот, а то так язык и чесался.

— Я влюбился в тебя после дня рождения твоего отца, тогда мы с отцом были приглашены, и ты была неотразима.

Подавившись салатом, во все глаза смотрела на Глебушку.

— Не веришь, да? — разочарованно хмыкнул.

Вспоминая свои габариты, не верила ни слову. Такую полюбить нельзя.

— Знаешь, очень… — подбирала слова, — неубедительно.

Мягко сказано.

— Ты была такая зашуганная, всего стеснялась, с тобой даже не заговорить нормально.

А вот это правда.

— А я гнал от себя мысли, что влюбился, в моей семье это не особо приветствуется. Любить кого-то.

— Почему?

— Давай не об этом сейчас, — судя по виду мужа, это была довольно больная тема.

— Хорошо, продолжай.

— Но я все равно поделился с отцом, надеялся получить совет, — усмехнулся.

— Ты и совет? Прости, но про твои похождения сложены легенды среди мажоров.

— Влюбиться в кого-то и просто встречаться с женщиной для секса — это разные вещи.

— Интересно, и чем же? Я на женщину не похожа была? — улыбалась.

— Нет, ты была для меня чем-то дорогим, как дорогая фарфоровая кукла, с которой нужно вести себя осторожно, чтобы она не разбилась. Я боялся причинить тебе боль.

— Ты сейчас серьезно? Это все не тупые шутки?

— Почему у такой шикарной женщины такие большие комплексы? Конечно, я серьезно перед тобой душу выворачиваю.

Так, мне нужно выпить. Срочно.

Осушив бокал вина, не веря, смотрела на Глеба. Это что-то из рода фантастики, чтобы такой красавец влюбился в прошлую меня, толстую дурнушку.

С трудом верится. Точнее, вообще не верится.

— Тогда почему ты так говорил со мной… — стало невыносимо тяжело говорить, главное не зареветь от обиды, — на свадьбе?

Воспоминания так сильно обидевших меня слов до сих пор причиняли боль. Хотя столько воды уже утекло. Так все изменилось.