Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Их появление в палаццо без преуменьшения можно назвать ошеломительным. Наверху их ожидал персонал с выпученными от удивления глазами. Белль выскользнула из объятий Данте, румянец смущения покрыл ее прекрасное лицо. Ее встретили приветственные улыбки и открытые, добрые лица. Их багаж принесли, и в сопровождении Данте она поднялась наверх.
Спустя некоторое время до нее дошло, что поцелуй лишь казался спонтанным. Скорее всего, Данте хотел показать персоналу влюбленную пару. Это было лишь выступлением на публику. Белль вновь споткнулась и мысленно отругала себя за доверчивость. Она вновь поверила, что Данте поддался порыву страсти!
Лестничная площадка первого этажа в соответствии с обычной палладианской планировкой была открытой для пиано нобиле, — главной комнаты для приема гостей. Конечно, она представляла собой богато обставленное помещение. Ее мозг пытался воспринять все обилие фресок, классических статуй и архитектурных деталей, представших перед ней одновременно.
— Ты встречаешь здесь гостей? — поинтересовалась она.
— Только если устраиваю вечеринку, что случается не так часто. Я не люблю изменения, но если я собираюсь жить здесь, то комнаты должны соответствовать предназначению, — сказал он, следуя за багажом в огромную спальню.
Белль только сейчас осознала, что они будут жить в одной комнате. Ее ночи в одиночестве подошли к концу. Когда она увидела огромную кровать с балдахином и невероятно дорогими ало‑золотыми парчовыми портьерами, то не смогла сдержать смех. Как будто было недостаточно того, что кровать располагалась на возвышении.
— Пожалуйста, не говори, что я должна буду спать на этом чудовище…
— Чтобы ты знала, это настоящая кровать Людовика XIV, — сообщил ей Данте, его смуглое лицо светилось весельем. — И она очень удобная. Чарли явно того же мнения.
— Чарли! Фу! — в смятении воскликнула Белль.
Терьер обошел комнату и без зазрения совести прыгнул на кровать, чувствуя себя как дома. Белль подняла его и опустила на пол.
— Значит, ты живешь в книге по истории. Никогда бы не догадалась.
— Дом моих родителей совсем недалеко, в паре миль отсюда. Я навещал дядю с детства. Я очень благодарен ему за внимание, которого мне не хватало дома, — уныло признался он. — Меня воспитывали няни. Бесконечный круговорот, хотя некоторые мне нравились. Мало кто продержался долго. Моя мать — очень требовательный работодатель. Мы с Кристиано ходили в школу‑интернат. Джакоппо часто приходил к нам и мог забрать на целый день. Он был очень добрым и отзывчивым. Думаю, он жалел нас.
— Он близко общался с твоими родителями?
— Нет. Когда он оставил все наследство мне, они были ужасно возмущены. Они всегда считали, что унаследуют его состояние. А тот факт, что оно досталось мне, самому непокорному сыну, был просто невыносим в их глазах.
— Сколько тебе было, когда он умер?
— Двадцать один.
Белль покачала головой. Она не могла представить, что он унаследовал все это великолепие в столь юном возрасте.
— У тебя невероятная жизнь, Данте, а тебе нет еще и тридцати лет! Хоть тебе и не повезло в родительском доме, тебе благоволили другие родственники.
— Провести тебе экскурсию сейчас или позже? — поинтересовался Данте.
— Лучше попозже, — призналась она. — Я немного устала. Хочу принять душ и вздремнуть.
— Ужин в семь, — небрежно бросил он.
Честно говоря, Белль хотела сделать шаг назад и собраться с мыслями. Она прибыла в палаццо Розарио исключительно в роли официальной подружки. Данте напомнил ей об этом, когда поцеловал и внес в дом как невесту. Такое публичное выражение чувств не пришло бы Данте в голову, если бы он не притворялся. Обычно пары целуются, смеются и дурачатся. Но ей не следует забывать, что это лишь игра.
Она открыла дверь в смежную комнату и обнаружила ванную. Великолепное творение из каррарского мрамора с медной ванной, в которой играл цветами радуги угасающий за окном закат.
— Фантастика, — прошептала она.
Белль слишком устала для принятия ванны и наслаждения всей ее прелестью. Ее мысли сосредоточились на Данте. Секс привел в их отношения смятение. Теперь она даже не знала, как ей следует себя вести. Что приемлемо, а что нет? Неужели он думал, что она будет вешаться на него, когда рядом люди? Или перед персоналом не нужно разыгрывать влюбленность? Наверное, важно, раз он устроил им незабываемое появление. Белль невольно поморщилась. Она утверждала, что беременность маловероятна. Но, по ее подсчетам, казус произошел как раз‑таки во время фертильной фазы, что нельзя назвать хорошими новостями.
Дверь открылась. Белль замерла, выругавшись на себя, потому что забыла запереть двери. Она готова была забиться в угол душевой кабины. Но это был Данте. Он улыбнулся ей сквозь стекло, отделявшее душ от комнаты.
— Я подумал, что мне тоже нужно вздремнуть, — прошептал он, снимая футболку.
Ее глазам открылась гряда мышц, и у Белль пересохло во рту.
Она уже поняла, что он просто пошутил насчет сна. И покраснела еще сильнее. Она думала, что он не будет к ней прикасаться, пока они не окажутся в кровати. Вероятно, насчет Данте тяжело строить предположения. Он же сказал ей, что он — страстная натура. Ему нравится секс. Он хочет ее. Хочет с того самого момента, как увидел. Никогда и никого он не желал так сильно, как Белль. Может, стоит жить лишь настоящим моментом и не думать о будущем?
Она смотрела, как спадают джинсы с его бедер. Он разделся за рекордное время. Низ ее живота тянуло от желания. Белль буквально затаила дыхание, впервые увидев Данте полностью обнаженным и возбужденным. Да, определенно он думал не о том, как лечь спать.
Он шагнул к ней, прижимая ее спиной к кафельной стене. В его темно‑янтарных глазах отражалось желание. Его обнаженное тело прижималось к ее животу, и Белль буквально перестала дышать. Ее тело охватил дикий жар страсти, и вновь странное чувство овладело ею. Еще день назад она была девственницей, застенчивой и несведущей в сексе. Хотя она уже не столь наивна, Данте, обнаженный и загорелый, — уже слишком для нее.
Он приподнял ее подбородок:
— Ты сильно устала?
Белль задрожала.
— Э‑э‑э… да… нет… — призналась она, переводя дыхание.
— Еще больно? — прохрипел он.
Лицо Белль вновь покрыл румянец. Она покачала головой, выразив отрицание. Хотя это и частично было ложью. Она отлично понимала, что прошло несколько часов с их последнего секса. Но ее тело жаждало его, как наркотик. Их единственный акт близости разрушил все барьеры, запреты и смел все опасения.
И все же Белль болезненно осознавала, что хочет от него больше, чем он готов ей дать. Ее неуверенность и страхи оставались глубоко внутри. Все, чего он хотел, — это