«Но не теперь, — напоминает он самому себе, глядя на то, как Лина снова строчит что-то в мобильном. — Теперь всё иначе. Прими это».

— Не сиди слишком долго, — просит Павел, прежде чем уйти в сторону кухни, к цветам, что подарил не он.

Лина так и не отзывается, будто не слыша его. И в этот раз даже не желает приятных снов.

— Может, всё-таки пригласишь его к нам домой? — предлагает Павел, когда Лина уже третий день как возвращается поздно. — Я чего-нибудь приготовлю. Могу даже погулять вокруг дома, амулет это позволит.

В первый раз Лина предупредила его что задержится, во второй… Павел сидел на подоконнике до тех пор, пока она не вернулась. В этот раз всё снова повторилось.

Учёба, работа, свидание… Как день сурка, где нет места чему-то другому, да и Павлу тоже… словно нет больше места. По крайней мере усталый взгляд всё реже задерживается на нём. Всё свободное время забирает этот Лев, не оставляя его ей даже на подготовку к экзаменам.

— Я предлагала, — честно признается Лина, устало садясь на диван и беря в руки учебник по экономике. — Он отказался. Сказал, что мы ещё не на той стадии, чтобы он мог спокойно ко мне прийти.

Лина рассеянно листает учебник, едва не теряя зажатую меж страниц закладку, а по итогу захлопывает его, отправляя обратно на пол.

— Не понимаю… Какие нужны стадии, чтобы прийти и по-дружески поесть?

— А по-дружески ли?..

Павел не собирался говорить это вслух, но слова уже слетают с языка и Лина поднимает осунувшееся бледное лицо.

— Встречаться он мне пока не предлагал, — ворчит она, обнимая себя за плечи и отворачиваясь.

Растерянная, разбитая, грустная…

У Павла сердце в груди щемит от одного её вида. На мгновение прикрыв глаза, он меняет форму, садясь рядом с Линой уже человеком.

— А ты бы согласилась?

Он готов сам себя ругать за прозвучавший вопрос. Незачем дёргать эту тему ещё больше, однако… Что-то внутри него требует ответа и когда Лина оборачивается, он заглядывает в её глаза.

— Лин, ты бы согласилась, предложи он тебе встречаться?

— Не знаю, — поджав губы, Лина жалобно приподнимает брови, а потом внезапно хмурится и припечатывает. — Вот предложит, тогда и посмотрим.

А потом как-то внезапно Лина, чуть качнувшись, утыкается лбом Павлу в плечо.

— Цветы, сообщения, встречи, ужины… — бормочет она, так и не отстраняясь. У Павла подрагивают пальцы от желания коснуться, приобнять даря тепло, но он сдерживается, просто оставаясь рядом. — Зачем ему всё это, я не пойму…

Павел всё-таки тянется, чтобы обнять Лину, прижимая к себе, и она впервые за несколько дней льнёт, обнимая в ответ.

Дрожь приходит к нему посреди ночи. Рождается где-то в солнечном сплетении, растекаясь по венам вместе с кровью, и оседает холодком на коже.

Павел распахивает глаза, всматриваясь в освещённую тусклым светом дальнего фонаря темноту, и лишь затем слышит тихий всхлип.

Его подбрасывает на месте, торопливо гоня к дивану, где, завернувшись в одеяло, подрагивает Лина.

С замиранием сердца он протягивает руку, касаясь щеки, но вместо ожидаемого жара встречает холод, почти такой же, что всё ещё гнездится в нём самом.

— Мне холодно, Паш… — словно подтверждая его собственные ощущения, жалуется Лина и льнёт щекой к ладони, не позволяя отстраниться. — Так холодно…

— Всё будет хорошо, — обещает он, прикидывая как можно было бы согреть Лину. Однако в комнате тепло, на улице тоже на удивление комфортно, а одеяло такое толстое, что обычно она наоборот его скидывает во сне на пол.

— Не уходи, — шепчет Лина, когда Павел на мгновение отстраняется. — Останься, пожалуйста…

— Я здесь и никуда не собираюсь.

На мгновение Павел замирает в нерешительности. То, что он собирается сделать…

«Котом ты не раз спал рядом с ней» — напоминает он самому себе, осторожно поглаживая Лину по холодной щеке. Дрожь так никуда и не уходит и ему кажется, что они делят её на двоих. Только у Лины она выходит наружу, а у него копится внутри.

«Так то котом, сейчас кот не справится, слишком маленькая форма» — парирует Павел, но, когда Лина жалобно зовёт его по имени, решается.

— Я здесь, — напоминает он. — Подвинешься?

Лина послушно вжимается спиной в спинку дивана, а когда Павел ложится на освободившееся место, придвигается к нему, давая себя обнять поверх одеяла.

— Спи. Я буду рядом.

Утро встречает Павла смурной серостью и теплом. Дрожь прошла, оставив после себя неприятную слабость и будто вросший куда-то под рёбра холодок. Лина спит, доверчиво уткнувшись лбом ему в грудь и волосы, ещё ночью крепко заплетённые в косицу, сейчас свободны. Резинка, видимо, куда-то потерялась.

— Доброе утро, — тихо шепчет Павел, осторожно касаясь растрёпанных рыжих прядей.

Лина трётся лбом о футболку, бормоча что-то невнятное, и даже не думает просыпаться. Павел решает не будить и почти стекает с дивана на пол, чтобы осторожно встать.

То, что было ночью…

Он пристально оглядывает завернувшуюся в одеяло, словно в кокон, Лину, но видишь лишь усталую, бледную девчонку, перетрудившуюся и возможно немного приболевшую.

«Отсюда и дрожь. Простыла» — успокаивает он себя, хотя холодная, почти ледяная кожа щеки под пальцами всё-таки напрягает. Дрожь при простуде обычно связана с поднявшейся температурой, а при ней лицо наоборот становится горячим. Это Павел прекрасно помнит.

«Нужно уговорить её остаться дома. Хотя бы сегодня…» — всё-таки решает он и, в последний раз взглянув на Лину, уходит на кухню.

Подаренные несколько дней назад розы всё стоят и, кажется, даже не собираются вянуть, лишь запах становится всё слаще, так что сейчас Павел даже окно приоткрывает, чтобы было чем дышать.

Ухаживает за букетом Лина, он к ним принципиально не подходит, тем более что от их сладкого запаха свербит в носу, а на языке появляется неприятный привкус.

«Будь моя воля, я бы