дослушать рассказ мужа до места, где он принялся перечислять наиболее важные открытия, сделанные неврологами. Потом я начала отвлекаться, слушая то обрывки спора Гаврилюка с Анной Геннадьевной (который, судя по всему, заканчивался), то комментарии рядом стоящих людей.

Обратив внимание на Тима, я заметила, что тот буквально разделяет моё настроение: время от времени кивает, борясь то с зевотой, то с желанием закатить глаза. Поймав мой взгляд, он округлил глаза, чуть сдвинул брови и покачал головой. Я, выпятив губы вперёд, скривила их в ухмылке, одновременно подняв брови и опустив глаза.

— …Предрассудки тоже имеют место быть. А так там, конечно, можно встретить нормальных людей и немало, — закончил Антон.

— Я понял, — энергично кивнул Тим, отчего его кудри на голове тряхнулись. — Если я что-то там не так починю или окажусь не в силах помочь этим… исключительным образованным людям, мне просто трындец.

— Я этого не говорил. Но лучше будь осторожен, дружище, — улыбнулся Антон. — Знаете, что? Пойдёмте отсюда.

Я взяла мужа под руку, и мы двинулись в сторону крыльца.

— Всё совсем не так плохо. Я знаю много хороших людей, которые именно из отдела неврологии, — шепнула я Тиму по дороге.

— Круто, — он притворно выдохнул. — А то я уже хотел спросить — может, у них это вирус какой. Вдруг там опасно долго находиться?

— Насчёт вируса не подскажу — но если так, то знай: у некоторых людей просто хороший иммунный ответ.

Миновав двери, мы вошли в вестибюль.

— Тим, а ты, кстати, как оказался здесь? Ничего не хотел? — поинтересовался Антон.

— Хотел, о да! — охотно ответил Тим. — Хотел тебе, мой друг, похвастаться, как моя Маргоша сегодня познакомилась с Тем Самым Валей и очень хорошо общалась. На прощание она даже клюнула его в щёку, а я не ревновал. Представляешь, не ревновал!

Мой муж испустил стон.

— Если бы Марго нравилась Вале, ты бы говорил по-другому.

— А может, она уже ему сегодня понравилась? Только представь — вдруг Валя сию минуту разрабатывает план, как увести у мужа уже не Катю, а Марго? Тоха, мы вас спасли! Можешь быть спокоен. Вот что я хотел сказать, — продолжал дурачиться Тим.

— Так-так, — протянула я, останавливаясь и переводя взгляд то на одного, то на другого. — Вы, значит, и это между собой обсуждаете? И как давно?

— Ну, — Тим задумчиво посмотрел на потолок, а затем на меня. — С тех пор, как вы двое начали встречаться, мы постоянно обсуждаем твоих поклонников, Катюха.

— Вот как? — я подняла бровь. — Не знала, что я настолько популярна. И как много их было?

— Не представляешь, скольких неподходящих я без твоего ведома отгонял мухобойкой. Думаешь, я подрался на третьем курсе с тем придурком Комаровым действительно из-за свистнутого торта? Чёрта с два — торт был дерьмо, и Алёшка в этом быстро убедился в сортире.

Мы с мужем засмеялась.

— Да, я помню, как потом коменда его там застала, — с хохотом от нахлынувших воспоминаний сказал Антон.

— Вообще! У него потом была кликуха «Повелитель толчка».

— Ха-ха-ха! Ты, кстати, сам её ему придумал.

— Я? Ну возможно. С годами начинаешь забывать свои достижения…

Увлеченные диалогом, Антон и Тим не заметили, как сзади них мимо прошли две женщины — молодая блондинка с заплетёнными в косу длинными волосами и худенькая кудрявая шатенка лет сорока. В них я узнала аспирантку Настю Свинцову, проходящую здесь стажировку, а заодно подрабатывающую лаборанткой, и её научного руководителя, Эльвиру Степановну Белецкую, коллегу Вали и Эдика. Лица обеих были бледными, а Эльвиру Степановну, судя по виду и тому, что Анастасия поддерживала её под локоть, ещё и мутило. Даже находясь в трех метрах от них, я почувствовала смесь запахов валерьянки и нашатыря.

— Ё-моё! Кажется, я узнаю этот запах, — Тим повел носом. — Прям квартира моей бабушки-кошатницы!

— Это, кажется, сотрудница нашего отдела и её аспирантка, — Антон, обернувшись, посмотрел им вслед. — Наверное, им стало нехорошо. Судя по направлению, идут в туалет…

— Хм, — Тим проводил их задумчивым взглядом. — У кого-то слишком богатое воображение или фотографии с места преступления стали уже доступны?

Антон неопределённо покачал головой. Некоторое время мы трое молчали. Несмотря на неоспоримость произошедшего и объяснения Анны Геннадьевны, принять это было слишком жутко. В голове не укладывалось, что весёлый и молодой парень, у которого впереди была вся жизнь, полная сил и надежд, в какой-то момент принимает фатальное решение.

— Главное, он не просто повесился или утопился, — вздохнул Антон. — Сделать такое… Это похоже на ярость.

Я понимала, что муж хочет говорить об этом с кем-то, говорить вслух… и понимала, что он не решается высказать описание самоубийства. Мне и самой не хотелось, чтобы кто-то озвучивал вслух тошнотворные подробности. С момента прочтения статьи в течение дальнейших часов я старалась гнать свои представления прочь. Но сейчас в моей памяти вновь всплыли чёрные, как послеожоговый струп, буквы, складывающиеся в жуткий смысл.

«Он вскрыл себе запястья и вырвал руками вены. А затем, истекая кровью, разорвал руками кожу на шее и выдрал себе гортань».

Всё вокруг было в крови.

Мне было жаль Котова. Но уже ничего не сделать.

— Может, нам как-то стоит помочь с похоронами? — грустно задала я вслух вопрос.

— Конечно, — поддержал меня Тим. Антон тоже кивнул.

И тут я заметила, как к нам подошёл Гаврилюк. Выглядел он спокойней, чем несколько минут назад во дворе, но всё ещё со следами недавнего «раздувания»: с покрытого потом лица не сошёл оттенок утренней зари; плечи так же вздымались вверх, а грудь — вперёд.

— Надо же — учёные ненормальные! Да в невро они все там сами с приветом. И с манией величия. Считают себя богами! — продолжал он возмущаться себе под нос. Увидев нас, он осекся.

— Ааа, ещё раз… здравствуйте. Чего домой не идёте? Рабочий день уже того… закончен. Нечего тут больше обсуждать этого бедолагу. Случается же у людей такое… К сожалению, его не вернёшь. Надо… эээ… жить дальше, работать. Верно ведь?

Мы все кивнули.

— Вот… А насчёт похорон — это ты, Катя, хорошо предложила. Надо собраться отделом, скинуться… В общем, завтра обсудим. Я пошёл… Хорошего вечера.

И он двинулся в сторону лестницы, продолжая что-то себе говорить.

— Это ваш заведующий? — удивлённо вытаращив глаза, спросил Тим, едва Пётр Владимирович скрылся из виду. — Знаете, а он был прав, когда предлагал проверить у всех психику. Но только я его не пойму — зачем палить самого себя?

Мы с Антоном улыбнулись.

— Гаврилюк хорош, как руководитель и научный работник. Но как человек очень своеобразен, и… да, он невероятный параноик, —