сборщик пошлин, – нараспев ответила Лета, – грузов мы с собой не везём, как ни прискорбно то, что не можем мы обогатить великий Альмандхакур! А из оружия у нас лишь моя Моату.

Похоже, Лета заучила все эти подобострастные фразы наизусть. Аня кинула насторожённый взгляд на её пояс, но те-ранги предусмотрительно спрятала свои кривые кинжалы подальше. Кроме обещанной пластинки в окошко перекочевал и увесистый мешочек, в котором звякали довольно крупные железяки.

– Это у вас деньги такие большие? – не удержавшись, спросила Аня.

Лета удивлённо улыбнулась:

– Это обмен. Железо у нас редкость – в горах его добывают подземники, но с нами они только воюют. Поэтому всё, что содержит железо, ценно. Но если бы ценилось только железо, я была бы самой нищей те-ранги в трёх пустынях. – Лета хитро подмигнула и зашагала к воротам.

– Можем идти? – неуверенно уточнила Аня.

Те-ранги пожала плечами:

– Нам не сказали, что нельзя, – значит, можно.

И они двинулись вглубь «золотовеликого» Альмандхакура.

Несмотря на ранний час, город не спал. По длинной и широкой улице сновали темнокожие люди, змееходки и какая-то мелкая живность. Ане вспомнилось, как они с Нарсу заходили в Фор, кажется, в прошлой жизни. И насколько разными были эти два города, настолько же уютнее было в порту на берегу северного моря. Может, из-за худых болезненных оборванцев, то и дело что-то клянчивших у прохожих, а может, потому, что там она знала хоть кого-то, пусть и заочно. Там Ане было к кому пойти. С нынешним же миром её связывала лишь тонкая ниточка по имени Лета.

Светлые даже в предрассветных сумерках улицы, как ни странно, пахли какой-то стряпнёй и специями. Из-за высоких каменных оград, покрытых штукатуркой цвета слоновой кости, слышался гомон человеческих голосов. Иногда – резкие звуки, похожие на булькающий собачий лай или шипение змееходок.

Моату, которой приходилось особенно сложно на узких улочках города, отвечала своим соплеменницам коротким свистящим шипением. А один раз даже грозно встопорщила гриву, заметив клетку с большой красноглазой кошкой, покрытой кое-где облезлой чешуёй. Кошка не осталась в долгу – предупреждающе присев на лапы, она оскалила зубы и зарычала. Но хозяин – пожилой бедуин в поношенной одежде ткнул в свою питомицу острой палкой, после чего та зашипела и, прижав уши, отползла в дальний угол.

– Смотри-смотри! Это кхата! – радостно указала на кошку Лета. – Если укусит – смерть. У неё в клыках яда больше, чем у трескучей змеи. Змееходки с ними воюют из-за яиц: они откладывают их в песок, а кхаты часто находят и поедают. Ну тише, тише, Моату! Она в клетке.

– Песо-о-ок! – вдруг захрипел кто-то под самым ухом. Аня вздрогнула и отшатнулась.

Тощий, покрытый коростами человек в обносках сидел, привалившись к стене. Выпучив бельмастые покрасневшие глаза, он протянул пятерню к девочкам:

– Всё станет песком! Солнце высушит наши кости, и только жуки-посмертники будут сновать по ним туда-сюда. Пока и они не умрут в великом огне!

Передёрнувшись от омерзения, Аня поспешила отойти подальше.

– Сумасшедший какой-то…

Лета грустно кивнула:

– Мату-химра говорит, после ухода Виды многие сошли с ума. От страха, голода или болезней.

– Может, ему помочь как-то? – с сомнением обернулась на кликушу Аня. Тот продолжал что-то бессвязно бормотать.

– Ох, сабихо, я бы и рада, но здесь даже целитель уже ничего не сделает – у него сухая горячка. И, судя по виду, остаётся разве что облегчить его страдания прохладой.

– Ой, а это я могу!

Аня аккуратно подняла над ладонью прохладу и подула в сторону больного старика. Это, конечно, немного, но пусть ему будет хоть чуть-чуть прохладнее. Тем более что день разгорался, превращая город в душную сковородку.

Но Лета вдруг дёрнула Аню за руку:

– Не надо, сабихо! – Тёмные глаза те-ранги смотрели с тревогой. – Мату-химра говорила не показывать в людных местах своих умений! Нельзя! Есть плохие люди, которые охотятся на таких… – Она огляделась. Аня тоже обернулась. На душе поселилась тревога. Но, кажется, никто не заметил её оплошности. Наконец Лета немного расслабилась, вновь превратившись в беззаботную девочку. – Ладно, идём! Нам ещё на рынок, а уже становится жарко.

По дороге те-ранги глазела по сторонам, будто пытаясь впитать здешние виды, хотя каких-то особенных пейзажей в Альмандхакуре не наблюдалось. Из-за домов и заборов сложно было разглядеть что-то дальше следующего угла. Ближе к базару на улицах стали попадаться люди, в основном в светлых свободных одеяниях, напоминающих одежду земных арабов. Хотя несколько раз Аня заметила и худых, сильно загоревших людей в одних лишь набедренных повязках.

– Это пещерники, – шепнула Лета, проводив одного взглядом. – Брат рассказывал, что, если попасть в их владения, они убивают всех людей пустыни, а когда их ловят пустынные шайки или воины Альмандхакура, из них делают рабов, и тогда им приходится тяжело работать до самой смерти. Но они мало живут, потому что их плохо кормят и не дают защитной одежды.

– Жуть какая… – Аня поморщилась. – Это же бесчеловечно…

– Это справедливо, – пожала плечами Лета. – Нас-то они сразу убивают, если встретят.

Возражения уже готовы были сорваться с языка, но тут Аня почувствовала чей-то пристальный взгляд. У крайних прилавков, рядом с гружёным мулом, стояла в тени женщина. Она явно не была бедуинкой, несмотря на тёмные глаза и забранные в пучок вьющиеся чёрные волосы. Впрочем, и пещерницей, судя по рассказам Леты, не являлась. Кажется, в Ане она тоже признала чужестранку. Мимо прошли двое бедуинов, один из которых нёс ещё не потушенный фонарь. Красный блик отразился на серёжке женщины, и девочка чуть не вскрикнула – зоркие глаза разглядели два скрещенных портала: один выше, другой ниже.

Привратники! Те самые, о которых предостерегал Краснов.

– Лета, – тихонько позвала Аня, – давай пойдём быстрее, а?

– Но мы же как раз пришли куда нужно! – удивилась те-ранги. Потом заметила женщину. – Ты её знаешь?

– Нет, но мне говорили, что с такими, как она, не стоит встречаться. Она, кажется, из моего мира. И… похоже, поняла, что я тоже не отсюда.

– А-а-а! Странно, но ты, наверное, знаешь лучше меня. Ну, тогда начнём с дальнего конца рынка.

Повинуясь лёгкому движению поводьев, Моату прибавила ходу.

Аня осторожно обернулась. Женщина проводила их взглядом, но недолго. В рыночной толпе было непонятно, но ей показалось, что к Привратнице подошёл долговязый мужчина в очках. Теперь их двое? Или это кто-то из местных?

Из дверных проёмов с короткими матерчатыми навесами на обрубках тонких шестов за посетителями базара следили зоркие тёмные глаза. Продавцы в белых или пёстрых одеяниях, как и прочие жители Виды, не спешили расхваливать свой товар. В