Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И это все, что тебе понадобиться?
— Второй — если сядет этот. — поднимает крышку — Нигде не смогли достать зарядку.
И все начинает происходить, словно в фильме про хакеров. Пытаюсь не дышать и не делать большие глотки молочного коктейля, пока Ричард печатает символы, закрывает вкладки, повторяет действия.
Не проходит и пятнадцати напряженных минут, когда на экране высвечиваются картинки, наложенные друг на друга.
— Фото с внутреннего сайта немецкой школы. Через него зайду в общую базу данных, в которой… — еще минута поисков — нет Агаты Чейз.
— Но это точно ее школа, проверено в нескольких других источниках. — я.
Ричард выглядит спокойным, его глаза бегают по экрану, который отражается в очках.
— Ее стерли?
— Почти невозможно избавиться от информации окончательно. Это как папка с удаленными фотографиями на iPhone. — он звонко нажимает на одну клавишу, и на экране появляется список файлов — Бинго.
Мы вместе отсортировали сканы, фото, письма. Когда через два часа поворачиваюсь в сторону притихшего гения, замечаю взгляд Ричарда. Он нежный, немного восторженный. Вопросительно изгибаю бровь.
— Как бы мне все это ни казалось бредом, ты действительно получаешь удовольствие.
— Не от процесса. — уверяю — Если бы она не притронулась к девочкам…
— Королевы не волнуются за свиту.
— Никогда не называй их так. — хмурюсь, возвращаюсь к ноутбуку.
— А Рыцари? Они для вас не враги, не так ли? Исключительно отдельная группа.
— С которой мы не хотим иметь ничего общего.
Мне не нравится то, что хочет узнать Ричард через простые вопросы. Он не наивный милый парень, и когда я думаю об этом, становится лучше, не терплю размазню.
— Никто в Академии так и не ответил мне, что между вами произошло. На втором курсе начали обливать друг друга соком, не произносили и слова.
— Ситуация с графином лимонада — плод несдержанности Картера и Таиши. — оправдываюсь — А так да… мы молча презираем друг друга.
— Значит, ты и Адам?
— Да. — смотрю уверенно в спокойные глаза серого цвета — Мы с Адамом друг друга не выносим.
— Он готов на убийство, когда видит рядом с тобой меня, Стива или любого другого. Если заснять его день, то Квин… — чуть склоняет голову, смеясь — я серьезно, парень не отводит от тебя взгляд.
Внутри что-то волнуется.
— Мы с ним ничего друг другу не должны. Он меня обидел, я ответила.
— Что он сделал?
У Ричарда едва напряженный голос, но натянутые мышцы рук и шеи. Так должен ощущаться вопрос от человека, желающего тебя защитить, впервые слышу.
Качаю головой.
— Обманул… немного жестоко.
— И ты не «ответила», а отомстила. — сам делает вывод — Соразмерно?
— Нет. Я не попала в цель. Адам остался невредим. — подавляю желание встряхнуть головой, чтобы избавиться от воспоминаний — Давай отдохнем от этого.
Закрываю ноутбук.
— Я уберу цифровые следы и покажу все в четверг. — соглашается.
— Тогда поговорим о другом. — окунаю картошку фри в неприлично жидкий кетчуп — Расскажи, как воспитывают аристократов. До какого возраста мальчиком разрешают носить только шорты, а потом только брюки.
Ричард искренне смеется, от чего хочется улыбаться.
— Ты видела меня в купальных, так что не делай вид, что не умеешь строить логические цепочки.
Закатываю глаза. Нам все же удается вылететь в Реджайн, чтобы провести несколько часов
— Мои родители консерваторы, но не до мозга костей. Больше всех досталось Харви как старшему и наследнику рода. Звучит смешно, не так ли?
— Я старшая, потому что единственная и наследница МакГрат. Так что не вижу ничего смешного.
Скорее трагедия.
— Я про несправедливость. Харви получил образование в Оксфордской Академии, затем в университете. Его готовили к определенного рода карьере политика. Нам с Вильямом давали достаточно свободы вплоть до переезда в Америку и основание компании без ярлыка фамилии Диккенс.
— Я хотела бы быть не единственным ребенком. — подпираю подбородок — Это избавило бы меня от погони.
— От кого же?
— От потенциального подходящего для управления бизнесом жениха.
Он мягко улыбается.
— Куда ты планируешь добежать, чтобы скрыться от этого?
— Доказать, что смогу справляться самостоятельно.
Это не вся правда. Еще каким-то образом добиться свободы и от бизнеса, уйти в спортивную журналистику, любить каждый свой день и матч. Я уверена, невозможно жить, не занимаясь тем, что любишь. Но с каждым днем я все более смутно воссоздаю эту картину в сознании.
— Я основал компанию, потому что всегда хотел оторваться от семьи, как бы сильно ее ни любил.
Ричард берет разговор на себя, и я выдыхаю.
— Два брата, столько же кузенов, десяток аристократов того же уровня. Смотрел на них и видел конкурентов, которые могут меня чего-то лишить, что в принципе было правдой.
— Не думала, что в тебе есть острых дух соперничества.
— Мы знакомы всего две недели. — улыбается, говоря моими словами — Так что да, я люблю гонки, если они честные.
— И теперь ты английский красавчик, родителям которого завидую, что у них такой сынок?
— Будем ли мы делать акцент на том, что ты назвала меня красавчиком?
Пшикаю смехом.
Мы еще долго говорим, гуляем по крошечному скверу. Я узнаю о компании Ричарда и еще больше о его целеустремленности, иногда дикой семейке. Мне нравится, что его с рождения окружает много родных людей, мне бы этого хотелось. Когда Диккенс замечает, что я задумываюсь, спешит рассказывать о минусах старших братьев-задир и о маме, которая больше года пыталась сделать из Ричарда художника.
Посещаем ресторан, в котором всем было плевать на мой свитер и пуловер парня. В принципе на нас. Идеально.
Мы приземляемся на аэродром, у которого стоит моя машина, уже около полуночи. Ричард мог бы довезти меня до дома, но я не хотела, чтобы потом мое сокровище пригонял незнакомец.
И стоя у водительских дверей, я чувствую себя подростком… нет. Со мной никогда такого не бывало. Мой первый поцелуй был в четырнадцать с парнем-фотографом постарше, он долго не думал. Затем я стала решительнее, а затем был Адам, и с ним…
— Я могу поцеловать тебя? За то, что ненавидишь, чем я занимаюсь в Академии, но все равно помог. И не только…
— Квин. Я не хочу, чтобы ты спрашивала и давала развернутое объяснение.
Ричард при этих словах делает шаг вперед, берется за крышу машины, нависая надо мной, что удается с его метром восьмьюдесятью семью — девяноста. Вторая мужская рука ложится на мою талию и дергает