— Нет! Что с тобой? Я же говорила тебе вчера вечером, что я… — Мой голос затихает, когда ко мне возвращается воспоминание о том, что было вчера вечером. Мои щеки краснеют.

— Люди все время лгут.

— Я не лгу.

— Ты больше никогда ему не звонишь и не заговоришь с ним.

— Ты придурок. — Слова слетают с моих губ. — Как ты можешь быть таким жестоким? Он мой друг. Он будет беспокоиться обо мне. Он будет искать меня.

Я знаю, что Джейкоб узнает. Он все равно узнает, что случилось, и придет искать.

— Если этот маленький ублюдок знает, что для него лучше, он будет держаться подальше. Не хотел бы, чтобы его кровь была на моих руках.

— Ты чудовище! — кричу я. Когда он пытается схватить меня, я бью его по щеке так сильно, что остается след.

Он рычит и тянется, чтобы снова схватить меня. Я отскакиваю и пытаюсь вырваться, но он ловит меня, поднимает и бросает на кровать. Крик вырывается из меня, когда он забирается на меня сверху. Все, что я могу сделать, это ударить его в ответ.

Он ловит мое лицо, и я снова даю ему пощечину. Но на этот раз, поскольку он так близко, мои ногти впиваются в его щеку и царапают кожу, задевая поверхность.

Он шипит и смотрит на меня с недоверием, а капли крови падают на мое платье.

Не могу поверить, что я это сделала.

— Ты думаешь, я монстр, Эмелия? — рычит он. — Будь благодарна, что ты оказалась со мной.

— Иди к черту, — парирую я. — Я собиралась в Италию. Я художница. Я собиралась осуществить свою мечту, а ты ее отнял. Как ты смеешь говорить мне, что я должн абыть благодарна, ублюдок.

Я удивляюсь, когда он смеется.

— Ты наивна и глупа, если думаешь, что так сложится твоя жизнь. — Он хватает мои руки и держит их над моей головой, прижимая меня к земле так, что я не могу пошевелиться. — В какой-то момент он бы тебя продал. Твой отец бы тебя продал. Я просто оказался там первым.

— Лжец! — кричу я. — Ты лжец. Ты заставил его сделать это со мной. Как ты смеешь пытаться оправдать то, что ты сделал? Ты заставил его и не оставил ему выбора. Монстр.

— Да, может я и монстр. Но я не лжец. По крайней мере, я не предаю своих друзей, и я не вор. — Он приближается к моему лицу и прижимает руку к моему животу.

Я понимаю, что есть вещи, которых я не знаю о своем отце, но поскольку Массимо проявил ко мне только жестокость, нет причин давать ему кредит доверия.

— Вы все одинаковые, — хрипло говорю я, имея в виду и папу. Я здесь из-за него. Неважно, насколько он был отчаянным, я никогда не прощу его за то, что он сделал со мной. — Все одинаковые и злые. Кем бы ты ни считал моего отца, ты такой же.

Из всего, что я ему сказала, это, кажется, его больше всего зацепило. Я вижу это по его глазам.

— Я совсем не такой, как твой отец. Он дьявол, — рычит он.

— Ты сучий пес! — набрасываюсь я на него. Он отвечает, срывая с меня одежду. Платье срывается с меня одним быстрым движением. Затем слетает и мой лифчик. Он срывает с меня трусики. Через несколько секунд я оказываюсь голой под ним. Я кричу и пытаюсь отбиваться, но он держит меня.

Затем Массимо переворачивает меня на живот, и прежде чем я успеваю сделать следующий вдох, тяжелая рука опускается на голую кожу моей задницы, толкая мое тело вперед. Еще один крик срывается с моих губ, и еще один сильный шлепок обрушивается на мою задницу. И еще один. И еще один.

— Прекрати! — кричу я. — Ты делаешь мне больно.

В отражении на стеклянной стене я замечаю, что он готовился снова меня отшлепать, но остановился, услышав мой крик. Когда его рука снова касается моей задницы, это нежная ласка его пальцев, скользящих по моей коже.

Наступает момент небытия, когда я смотрю на наше туманное отражение. Я голая, прижатая к кровати, с волосами, падающими на лицо, и он полуголый. Слишком близко ко мне.

Я остаюсь неподвижно, но мое бедное сердце не выдержит. Оно так сильно колотится в моей груди, что, кажется, оно может взорваться.

Его пальцы порхают по моей заднице, и только тогда я замечаю, как сильно горит кожа.

В зеркало я вижу, как он наклоняет голову, затем чувствую, как его губы прижимаются к жгучим участкам кожи. Четыре поцелуя за три раза, когда он меня шлепал.

Прежде чем я успеваю осознать шок от этого, он хватает меня и тянет к себе на колени. Просунув одну большую руку мне за голову, он обхватывает ее и прижимает к себе, притягивая меня вперед, пока наши губы почти не соприкасаются.

Я голая, прижатая к нему, наши глаза и губы сомкнуты. Без произнесенных слов, только звук моего тяжелого дыхания, напряжение сгущается в воздухе. Мириады мыслей, которые проносятся в моем сознании, скручиваются и рассеиваются. Мои легкие сжимаются, и воздух рассеивается, оставляя меня бездыханной, чем дольше он смотрит на меня этими бурными глазами.

Единственное, что я осознаю, это мое прерывистое дыхание, мое учащенное сердцебиение, моя кожа, касающаяся его, мои соски, трущиеся о твердую стену его груди. Влажность, собирающаяся глубоко в моем ядре, шевелящаяся и растущая только для него. Возбуждение.

Может, я сошла с ума. Последние сорок восемь часов свели меня с ума, потому что как я могу возбудиться после того, что он только что сделал? Он сорвал с меня одежду и отшлепал меня. Никто никогда не поднимал на меня руку и не причинял мне такой боли.

Как, черт возьми, это может меня возбудить?

Итак, что это?

Он собирается меня поцеловать? Он собирается украсть у меня и мой первый поцелуй? Так наивно и по-детски так думать. Глупо.

Когда он наклоняется вперед и касается губами моих, электричество искрит глубоко внутри меня и пульсирует по моему телу, но инстинкт заставляет меня отвернуться. Инстинкт защищать то, что кажется мне более страстным, чем его притязания на мою девственность. Я не могу подарить ему свой первый поцелуй. Я не позволю ему украсть его… пока.

“И все же” это слово, которое мне нужно запомнить, потому что я не могу с ним бороться. Я слаба и беззащитна перед его силой, и… эта штука, которая, кажется, издевается надо