буду утверждать, что я чем-то отличаюсь. И я не буду отводить взгляд от огромных выпуклостей ее грудей или притворяться, что не замечаю отчетливых точек ее сосков, прижимающихся к ее шелковой сорочке.

Она красива… невероятно красива. Достаточно красива, чтобы отвлечь меня от того, кто она, и привлечь меня к тому, кто она есть.

Тот факт, что она женщина. Это определенно привлекло мое внимание с того момента, как я увидел ее фото. Я определенно не был застрахован от ее красоты или силы, которая убаюкивала меня, заставляя думать своим членом.

У нее такой мягкий, воздушный вид, что она могла бы соперничать с ангелами. Эта масса белых светлых волос на ее голове, как нимб, делает ее похожей на ангела.

Ангел…

Я почти мог посмеяться над собой. Посмотрите только, стою и смотрю на нее, как какой-то извращенец.

Я не должен так поступать. Это совершенно лишено смысла.

Обычно я за то, чтобы давать людям шанс, позволять им двигаться вперед и не судить по грехам их отцов.

Но не в этот раз. Она — исключение.

Мой проклятый разум и тело могут пытаться обмануть меня, заставляя думать о ее красоте и невинности, но сейчас не время поддаваться. Сейчас я должен сосредоточиться. С этой мыслью я поднимаю ее сумочку, лежащую на полу у кровати, и закрепляю устройство внутри подкладки. Оно полностью скрыто.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но замечаю цветок-оригами, который я ей подарил, на тумбочке. Он просто стоит рядом с журналом.

Она сохранила его.

Я смотрю на нее, потом перевожу взгляд с нее на цветок, и у меня снова возникает это чувство. Это человеческое чувство сентиментальности. Внезапно я задаюсь вопросом, смогу ли я действительно взять в плен невинную женщину. Думать об этом и делать это на самом деле — две разные вещи. Я был бы таким же ублюдком, каким был Мортимер, когда он забрал Алиссу.

Но око за око и зуб за гребаный зуб. Это так просто, и вопрос в том, когда я это сделаю.

Как и когда.

Теперь я слышу все, что происходит вокруг нее.

Итак, пришло время шоу.

Глава седьмая

Изабелла

Серо и холодно.

Я пытаюсь разглядеть что-то сквозь туман.

Туман?

Как в доме может быть туман?

А где мама?

Я тихо спускаюсь по лестнице. Я не должна бодрствовать. Мой отец сердится, когда я поздно ложусь спать.

Мама не так уж против, когда суббота. Поскольку сейчас понедельник, я знаю, что разозлю обоих родителей, если они застанут меня в этот час.

Крик заставляет меня подпрыгнуть.

Это моя мать. Еще один крик трогает меня, и я бегу вниз по лестнице. Я останавливаюсь, когда вижу, что она лежит на полу в гостиной, а мой отец стоит на коленях над ней и снова и снова наносит ей удары ножом в живот.

Я настолько потрясена, что не могу издать ни звука, когда открываю рот, чтобы закричать.

Ее голова наклонена набок, а взгляд устремлен на меня, но я не думаю, что она меня видит.

Она смотрит на меня, но не на меня.

— Мама! — кричу я.

Я оглядываюсь на отца, который смотрит на меня, и его лицо меняется на лицо Дмитрия. Он трансформируется прямо передо мной, как и тело моей матери. Вместо нее я вижу Эрика, лежащего на земле.

Его лицо так залито кровью, что я даже не могу его узнать. На нем так много синяков, что его лицо распухло.

— Не смотри, любовь моя, — кричит он. — Не смотри!

— Нет, пожалуйста, не трогайте его. Не убивайте его. Остановитесь.

Дмитрий берет кувалду и обрушивает ее на голову Эрика, и вот тогда я кричу. Видение меркнет передо мной. Хотя не совсем…

Я резко открываю глаза и чуть не выпрыгиваю из кожи, когда вижу Дмитрия, сидящего на моей кровати, прямо рядом со мной, наблюдающего за тем, как я сплю. Наблюдающего, как я просыпаюсь от кошмара, в котором я вспоминаю ужасные вещи, которые произошли.

— Чего ты хочешь? — хрипло кричу я, мое сердце колотится так быстро, что становится больно. — Что ты здесь делаешь?

На его губах появляется темная улыбка, и он наклоняет голову набок, с насмешкой разглядывая меня.

— Я почти уверен, что говорил тебе следить за своим ртом, когда ты говоришь со мной. Если только ты не хочешь начать его использовать. Трудно разговаривать с полным ртом. — Он смеется, и мне хочется блевать.

— Мне жаль, — быстро извиняюсь я.

Он встает. — У тебя много насыщенных снов, Изабелла. Я раньше задавался вопросом, что снилось дочери босса. С отцом таким могущественным и… давай посмотрим правде в глаза, злым, что могло быть у его ребенка в этой ее милой маленькой головке. Я понял, чем больше я тебя узнавал, тем больше ты на него похожа. Больше похожа на свою мать.

— Пожалуйста, не говори о моей матери, — выдыхаю я, чувствуя, как сжимается мое сердце. Мне всегда трудно говорить о ней, а после двойного кошмара я этого определенно не хочу.

— Перестань умолять, это тебе не поможет. Ты должна это знать, — говорит Дмитрий и делает шаг вперед, чтобы поймать мое лицо. — Насколько я понимаю, твоя мать была такой же шлюхой, как и ты.

Я задыхаюсь от его резких слов. — Прекрати! — кричу я.

Дмитрий смеется. — Знаешь, ты говоришь точь-в-точь как в тот день, когда я убил Эрика. Просить такого человека, как я, пощадить кого-либо бесполезно. Я помню, как ты умоляла сохранить ему жизнь.

Ненавижу плакать перед ним, но ничего не могу с собой поделать. Я в полном беспорядке с тех пор, как узнала, что выйду замуж за этого монстра, и никак не могу найти себя.

Слезы катятся по моим щекам, а он смеется надо мной. Его пальцы ослабевают, и я вдыхаю воздух, чтобы попытаться успокоиться.

Он лезет в карман и достает маленький цветок оригами, который мне подарил мой добрый незнакомец.

— Посмотри на это дерьмо, — насмехается он и, прежде чем я успеваю сказать хоть слово, он рвет его, разрывая на клочки. Он выходит, хлопнув дверью.

Мое сердце разрывается, когда я смотрю на листки бумаги на полу. Я сползаю с кровати и собираю их. От прекрасного цветка не осталось и следа. Это просто беспорядок, как и я. Кусочки того, что было раньше, все разорванные и непоправимые.

Я не знаю, что произойдет завтра.

Кажется, с каждым днем становится все хуже.

Скоро от меня ничего не останется.