В «Ассизах из Капуа» (1220) была проделана бoльшая часть предварительной работы. Фридрих приказал опросить пожилых людей, чтобы как можно больше выяснить о норманнском праве. Для систематизации было использовано главным образом собрание законов римского императора Юстиниана, датированное 528 – 534 годами, которое в дальнейшем повлияло на немецкое право, известное, как Corpus iuris civilis.

Юстиниан считался средние века образцом справедливого владыки. Воплощением же мира слыл император Август, с правлением которого в Римской Империи воцарилось долговременное спокойствие. Время его правления было отмечено в глазах современников рождением Спасителя. Чтобы почтить великого римлянина, а также намереваясь со временем самому стать вторым Августом, Фридрих назвал законченный осенью в Мелфи свод законов «Liber Augustalis», «Августинианская книга». В величественном слоге этих законов, которые при всех связях с традицией представляли собой актуальное живое право, а также в построении этого монолитного труда чувствовались риторический дар и небывалый организаторский талант. Содействие придворных юристов, прежде всего знаменитого Петруса фон Винеа (рассказ о нем еще впереди), подразумевалось само собой. И все же данный труд считается единоличным и самым значительным произведением Фридриха. На протяжении столетий Liber Augustalis считалась в других государствах образцом свода законов. Ее значение для трансформации средневекового мышления становится ясным уже из предисловия. В то время как церковные теоретики рассматривали государство как «результат грехопадения», и этим оно извиняло свою функцию инструмента классового господства, Фридрих открыто заявил: господство берет свое начало в природной необходимости (neсessitas). Этой мыслительной схемой, заимствованной у арабских толкователей учения Аристотеля, он проводил параллель между собой и государством. Это стремление свести все к разумному началу и природно обусловленным потребностям отражается и в законе о браке. Брак объявлялся «физической необходимостью» для поддержания рода человеческого. Его святость при этом оставалась непререкаемой. Так мышление постепенно освобождалось от потусторонней мистики и обращалось к реальной жизни. Строго контролируемая чиновничья иерархия квалифицированных юристов сделала традиционную судебную власть сословных представителей практически бессмысленной. Они созывались теперь лишь изредка, чтобы формально санкционировать решения придворного совета. Компетентный судья должен был сам выдвинуть обвинение, если ему были в какой-то мере известны нарушение или проступок, а затем в соответствии с процессуальным кодексом изложить состав преступления. Этого так называемого инквизиционного делопроизводства, в котором государство выступало в роли частного истца, еще не существовало на этот момент нигде в Европе. Божий суд (ордалия) был отменен, пытки и дуэли отошли в правовой практике на второй план.

Для врачей Фридрих ввел строгие положения об обучении и пошлинах. Теперь они не имели право самостоятельно изготовлять лекарства, для этого было создано сословие аптекарей, которые подлежали такому же строгому надзору, как купцы или ремесленники. Жесткие постановления о наказаниях карали прелюбодеев, похитителей, сводников, игроков, богохульников и людей, изготовляющих магические зелья. Самым радикальным образом Фридрих обошелся с еретиками. Он решил, что вместе с величием Господа они оскорбляют величие императора, стоящего ближе всего к Создателю, практически идентичного со Всевышним. Под еретиками понимались не иноверцы (сарацины и евреи пользовались его особым покровительством), а враги государства, угрожающие официальной религии. Именно так следует понимать чудовищную иронию, сквозившую из эдикта о еретиках в Liber Augustalis, который позднее был еще более ужесточен и распространен на всю империю. Прежде всего Фридрих обратился против секты патарианцев, которая приобрела большой вес во второй половине 11 века в ломбардских городах, особенно в Милане. Республикански ориентированное народное движение с религиозными лозунгами боролось здесь против аристократии, городского клира и римско-германского императора, который хотел уничтожить независимость городских республик. Против этого активного массового движения и была направлена открытая антипатия Штауфена. Он умышленно говорил: как арианцы нарекли себя в честь Ария, а несторианцы – в честь Нестора, так патарианцы назвались в честь страстей святых мучеников (Passion). «Так повелеваем Мы по Нашему закону проклятых патарианцев смерти предать мученической, каковую сами избрали они себе: пусть выжгут им глаза, ибо они обречены приговору пламени. Пусть Нас никогда не мучает совесть, что Мы поступили согласно их собственным пожеланиям». Тот же, кто прятал или покровительствовал еретикам, лишался своего состояния.

Мысль, что «ломбардская чума» из свободной республиканской народной оппозиции может перебраться и в его сицилийское образцовое государство, заставила этого образованного латиниста прийти к такой этимологической параллели, о которой он сам никогда не задумывался. Еще в самом начале патарианцев ругали словом «pataria» («сброд») и в конце концов они взяли это ругательство в качестве почетного звания, как позднее нидерландские «бродяги». Как «патарианцы» могли, впрочем, преследоваться любые неугодные государству люди, против чего активно протестовал Папа Грегор IX.

К началу реформаторского движения в 11 веке папство стало союзником патарианцев в борьбе с секуляризованным городским клиром, а также за влияние на «церковь имперскую». Поэтому теперь эта война с еретиками – официально они должны были называться именно так – не могла пойти на пользу Ватикану, так как ломбардские города рассматривались как естественные помощники в борьбе против императора.

Еще менее должно было претить Грегору то, что Фридрих со своим законодательным трудом проводил в жизнь весьма действенную экономическую и финансовою политику. До него кроме норманнских предков образцы такого управления могли предъявить разве что английские короли. Сложная система налогов на доходы, на предметы потребления, налогов с оборота и поземельных налогов, таможенных сборов и прочих пошлин выкачивала из населения средства на содержание двора, постройку военных сооружений и роскошных замков, государственное управление, а также на борьбу против Ломбардской лиги и Ватикана. Эта война не на жизнь, а на смерть длилась не одно десятилетие. В начале 30-х годов, когда она только началась, Фридрих II считался самым богатым монархом в Европе со времен Карла Великого. Сицилийская казна создала в 1231 году монопольную торговую организацию. Государственные владения поставляли огромные излишки вина, хлопка, сахарного тростника и зерна, которое испокон веков было залогом богатства норманнских королей. Экспортировались также скобяные изделия и текстиль, прежде всего шелк. Его производство, наряду с добычей соли, было предоставлено евреям и являлось особо доходной государственной монополией.

Предпосылкой для резкого экономического подъема была устойчивая валюта. С 1231 года Фридрих распорядился чеканить золотые монеты, прекраснейшие образцы средневекового мастерства литейщиков. Чтобы напомнить всем об императоре мира Августе, монетам придали не только бросающееся в глаза сходство с образцами времен римского императора, но и название – августалы. На них был изображен Фридрих II в императорской мантии (из норманнского наследства) и в лавровом венке. Надпись на монетах гласила: IMP(ERATOR) ROM(ANORUM) CESAR AUG(USTUS). На оборотной стороне был изображен римский орел с надписью FRIDERICUS.