счастью, водой поили вдоволь, кормили хлебом и настоящим мясом), его сразу же повели на рынок и он сумел запомнить только улицу, по которой вели, а этого для побега маловато.

Можно бы снова утешить себя тем, что «все когда-то бывает впервые», но не хотелось. Он уже и в тюрьме посидел, и в трюме, а теперь его вывели на продажу, словно бычка. Ну, пусть будет баран. Какая разница? Оказывается, по законам этой страны, человек, спасенный в море, считается собственностью того, кто его спас. Ну, а коль скоро Данута спас господин Прадагор — судовладелец, а заодно капитан той самой посудины, то теперь он является его собственностью. А собственность, как известно, можно продать. И даже — лучше побыстрее продать, от греха подальше.

Около ограды скучал господин Эксилон — владелец загончика, которому хозяева поручили продать своих рабов. Разумеется, посредник (или, как здесь его именовали — перепродавец) получал за свои услуги определенный процент. Но кроме Эксилона ни один человек не имел права торговать рабами. Это закон, который никто не рисковал нарушить.

В «загончике» шесть человек — согбенный старец, которому бы сидеть где-нибудь на лавочке, усатый толстяк с испитым лицом, явно мающийся с похмелья, два юноши неопределенного возраста, похожие друг на друга как две горошины из одного стручка. Был еще крепкий парень, почти голый, если не считать набедренной повязки, с изображением паука на спине. Рисунок был выполнен то ли с помощью какой-то особо стойкой краски, то ли вообще процарапан на коже, а потом заполнен чернилами. Данут слышал, что когда-то и фолки и орки наносили подобные украшения на кожу, но зачем, вспомнить не мог. Да и странно, если для красоты требовалось испортить кожу. Но у каждого народа свои представления о красоте, и лезть в них со своим мнением не стоило. Ну, а шестым был сам Данут.

Всех сюда привели разные люди. Старичка, скажем, принесли на носилках четверо крепких парней, а две плачущие женщины долго уговаривали его вернуться домой. Усач явился в сопровождении группы поддержки — похмельного вида мужичков, препиравшихся с одноглазым верзилой. Но спорили они только для вида. Один из пьянчужек, страдавший больше других, сообщил, что пора, мол, и голову поправить, и ушел, а следом за ним ушли остальные. Одноглазый пошептался о чем-то с Эксилоном, и тоже ушел. Усач, не без труда вошел в загончик, улегся прямо на грязной, крепко утоптанной земле. Юноши пришли вместе с какой-то женщиной, следуя за ней покорно, словно овечки. А вот парня с пауком на спине (ну, с рисунком паука) тащили волоком, на веревке. Ну, а самого Данута привел его новый хозяин — капитан корабля и, попутно судовладелец, господин Прадагор.

Прислушиваясь к разговорам, Данут сумел узнать, что «двойняшки» — это домашние рабы, ставшие ненужными после смерти хозяина, старик хотел заработать для внука (тому не хватало денег для выкупа невесты), а усатый толстяк задолжал кредиторам. Касательно парня с пауком на спине — то он был пойман доблестными разведчиками где-то в пустыне. Ну, а он сам — «дикарь с удаленных островов», спасенный уважаемыми мореходами.

Расчеты покупателей и продавцов велись не привычными кожаными векшами, а разноцветными кругляшами. Самые дорогие были изготовлены из желтого металла, потом шли белые, а самыми дешевыми были красноватые. Данут мог предположить, что это золото, серебро и медь. В Фаркрайне из золота и серебра делались украшения, а медь, в основном, использовалась гномами для различных технических целей.

Всего дороже были оценены домашние рабы. Господин Эксилон требовал за каждого по десять золотых кругляшей. Усача оценили в шесть кругляшей, а старика — в четыре. К удивлению Данута, за него просили два кругляша, а за парня — всего один. Но пораскинув мозгами, парень понял, что цены правильные. Домашние рабы ценятся дороже, потому что не сбегут, да и к работе они приучены. Усач, хотя и выглядит горьким пропойцей, но деваться ему некуда. К какому-нибудь делу приставят, а коли слегка «подбодрить», станет работать, как миленький. Старик... Ну, этот к тяжелой работе не приспособлен, но на что-нибудь да сгодится — кусты подстригать в саду, дорожки мести, дверь открывать. А вот на что годится дикарь? Что он, что парнишка из пустыни. Тот, что из пустыни, может сбежать, благо дорогу знает. Потому его и оценили дешевле. Купи такого, а он ноги сделает — сплошные расходы А он сам... Ну да, здоровый, но бежать некуда.

Первыми продали домашних рабов. Их приобрел степенный мужчина, судя по «одеялу», сработанному из тонкого шелка, очень даже не бедный. После долгого торга, он и Эксилон хлопнули друг друга по рукам, а из кошелька покупателя перепродавцу ушло шестнадцать кругляшек

Следующим приобрели старика. И купил его, судя по всему, собственный сын, немедленно освободивший батюшку. Что там за семейная коллизия и, почему старик пошел продавать себя в рабство, можно только предполагать. Возможно, сынок не хотел свадьбы, а внук сумел как-то уговорить деда? Впрочем, какая теперь разница? Во всяком случае, сын расстался с четырьмя кругляшиками, которые перепродавец разделил на две неравные части — один золотой взял себе, а три отдал старику.

От раздумий Данута отвлекли чьи-то вопли. Обернувшись, парень увидел, как два рыночных стражника ухватили за ноги какого-то торговца и деловито перевернули его вниз голой. Третий страж совлек с бедолаги обувь и, принялся охаживать его палкой по босым пяткам. Толпа, собравшаяся поглазеть на бесплатное зрелище, дружно отсчитывала удары. Когда прозвучало число «десять», торговца отпустили на землю.

Из-за спин, перекрывавших обзор, Данут не смог увидеть — что там дальше, но можно было и так понять, что в ближайшее время — неделю, а то и две, торговец ходить не сможет. Интересно, за что его так? Если за обман покупателей — так и поделом. Впрочем, продавцов, ради примера, можно брать и пороть через одного. Не бывает среди торгованов честных людей.

— Ах ты, гнилая лягушка! — услышал Данут вопль за спиной.

Оказывается, пока он любовался на порку, его соседи по загончику затеяли драку. Усатый что-то не поделил с парнем из пустыни. Может, место, откуда удобнее глазеть?

Испитой толстячок, хотя и выглядел неуклюжим, довольно напористо нападал на паренька, пытаясь ухватить за шею, а тот, очень умело выскальзывал из захватов и, время от времени бил кулаком по ребрам противника. Усач не оставался в долгу, нанося частые, но довольно-таки бестолковые удары. Скоро у обоих противников уже текла кровь из разбитых носов и губ. Народ, увлеченно обсуждающий наказание провинившегося