«Благость», – снова подумала Флинн, впервые за этот вечер чувствуя себя по-настоящему уютно. Ей нравились Пегс и Касим. Они пришлись ей по душе так же естественно и легко, как старые словари и бумеранг. Ей нравилось, как Пегс, радостно воркуя себе под нос, с отсутствующим видом вырезала какой-то узор на подоле своей юбки. Её поражало, как непринуждённо угнездился в кресле длинноногий Касим, то и дело запуская пятерню в синие волосы. Он явно чувствовал себя в своей стихии. Её хорошее настроение омрачалось только тем, что разговор быстро перешёл к её прошлому.

Флинн просто не представляла себе, как умолчать о Йонте, когда эта тема на девяносто девять процентов была связана с ним.

К счастью, Пегс, сидящая по-турецки на широком пуфе между низкими креслами, в которых уютно расположились Флинн с Касимом, разрешила эту проблему за неё.

– Я люблю посторонних вроде тебя, – сказала она, разглядывая Флинн так, словно та относилась к другому биологическому виду. – Ты наверняка сильна в математике и всякой такой мути, да?

Флинн в замешательстве захлопала глазами. «Я непав, а никакая не посторонняя», – подумала она, но решила Пегс об этом не напоминать.

– Нет, – вместо этого сказала она в полном соответствии с истиной. – Думаю, я вообще ни в чём не сильна. А с чего ты это взяла?

– Ну, например, математика, – сказала Пегс так, словно Флинн неверно её поняла. – В школах, где я училась до Всемирного экспресса, преподавали только такие бесполезные предметы. И ученики старались вовсю, как будто от этого зависела их жизнь. Представляешь? – Она, смеясь, скептически покачала головой.

Флинн вымученно улыбнулась, чтобы скрыть, какой дурой себе казалась. Она вспомнила о словах над железными дверями в классах: «Героизм», «Поведение» и «Стратегия и уверенность». Значит, героизм действительно относится во Всемирном экспрессе к официальным предметам!

– А ты? – спросила она Касима. – В какой школе ты учился до того, как попал сюда?

Лицо Касима мгновенно окаменело. Он уткнулся взглядом в ночной пейзаж за окном, словно не слышал вопроса Флинн. В замешательстве Флинн взглянула на Пегс, но та лишь покачала головой, озираясь в поисках неизвестно чего.

Несколько минут прошли в тягостном молчании.

Флинн то и дело ощущала на себе взгляды старших павлинов и слышала передаваемые шёпотом слухи («Может, и тигрик, кто знает. – Не удивлюсь, если она просто опыт по героизму, как та лягушка, которую мы изучали»). Когда же Флинн поднимала глаза, на неё никто не обращал никакого внимания.

Она знала, что Йонте среди них не было, но никак не могла остановиться – её взгляд скакал с одного на другого, словно кролик в поисках своего домика. Если сводный брат когда-либо был здесь – в чём Флинн не сомневалась, – должны остаться какие-то доказательства его пребывания…

– А почему не играет радио? – подчёркнуто весело спросила Пегс. – Немного музыки не помешало бы.

Касим, только что глотнувший крем-соды, поперхнулся. Он взял из чайного бара целых три бутылки. Флинн была не вполне уверена, что это разрешалось.

– Только не это! – сказал он, снова став самим собой. – Тебе обязательно нужно разогнать всех своей странной музыкой Гензеля и Гретель?

– Гретль Фрёлих! – поправила Пегс. – «Гензель и Гретель» Хумпердинк написал! Флинн, ты ведь любишь оперетту, да?

– Э-э-э… – промямлила Флинн, тоже сделав большой глоток крем-соды. Нужно было срочно переставать так часто «экать». «Смелей вперёд, ничего не страшись! Скажи что-нибудь!» – подбадривала она саму себя. – Почему… – она показала на себя, а потом на Пегс с Касимом, – почему мы тут вместе? Почему вы со мной водитесь?

Последний раз Флинн говорила «мы» два года назад. И теперь это слово ощущалось таким чужим и слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Конечно, всего несколько часов назад она страстно мечтала найти друзей – и всё же никак не могла взять в толк, что в ней нашли эти настолько уверенные в себе раскованные ребята.

– Мы тебе не нравимся? – спросил Касим.

Флинн не поняла, позабавили его её слова или обидели.

– Нет, – поспешно сказала она. – То есть да – нравитесь. Конечно! Я просто подумала…

– Неправильно подумала, – перебила её Пегс. – В поезде, набитом бывшими изгоями, тоже есть свои изгои. – Она показала на себя, на свою школьную юбку до колена, которую обшила уймой тюля, и на цветастые полосатые носки под ней. Несмотря на белоснежную кожу, она несомненно была самым пёстрым явлением в поезде.

– Мы подумали, что ты нам подходишь, – добавил Касим, нервно теребя свой браслет с заклёпками.

Флинн смотрела на них во все глаза, слишком смущённая, чтобы что-то ответить.

Касим поднял бутылку крем-соды.

– За нас? – спросил он.

– За нас, – сказала Флинн. Их бутылки стукнулись друг о друга, и чистый мелодичный звон наполнил душу Флинн до самого донышка. Хорошо бы ему так и звучать в ней дни напролёт.

Поздним вечером громкую болтовню в комнате отдыха заглушил внезапно раздавшийся по всему поезду протяжный звук гонга.

– Что это? – спросила Флинн. Гонг напомнил ей ежечасный бой напольных часов, эту долго не смолкающую музыку, которая, в её представлении, непременно должна наполнять дом, где живётся спокойно и радостно. «Напольные часы» в её мысленном словаре располагались сразу за «благостью».

– Это ночной гонг, – объяснила Пегс. Они поднялись с кресел. – После десяти вечера нам больше нельзя покидать спальные вагоны. Пойдём!

Они присоединились к потоку учеников, спешащих в свои спальни, по дороге пройдя через вагон с тёмным коридором и тремя купе. Над железной дверью в начале вагона золотыми буквами было написано «Клубный вагон».

Проходя по нему, Пегс вздохнула.

– Нам, первоклассникам, в клубных купе появляться запрещено, – с тоской во взгляде пояснила она.

– Я ничего другого и не ожидала, – отозвалась Флинн, у которой постепенно складывалось впечатление, что в этой школе существовало больше правил, чем в Доме счастья фройляйн Шлехтфельдс. И это что-то да значило!

В первом из спальных вагонов Пегс, зевая, попрощалась с ней и Касимом и шмыгнула в одно из купе.

Флинн с Касимом протиснулись мимо павлинов, собравшихся у ванных комнат, и распрощались друг с другом в третьем вагоне.

– Мне жаль, что тебе придётся спать в купе мадам Флорет, – сказал Касим, перед тем как закрыть дверь в своё купе. – На твоём месте я бы лучше ночевал в коридоре.

Флинн скорчила недовольную гримасу. Толкнув железную дверь в спальный вагон учителей, она заперлась в уютной ванной комнате, располагающейся в самом начале коридора. От помещения с пушистым ковром и двенадцатью разными кусками мыла, большими и разноцветными, как куски торта, так и веяло роскошью.