Но в оправдание Этель Леонардовны следует сказать, что она плохо понимала свою дочь. Этель Гертман была тихая и робкая книжная девочка, выросшая в городке со странным названием Верхняя Пышма – недалеко от Свердловска, в семье учительницы немецкого языка и врача-отоларинголога, которые попали на Урал во время эвакуации, да так и остались. Окончив школу, она поступила в Свердловский педагогический институт, а когда была на последнем курсе, к ним в гости приехал дальний родственник из Москвы – Вениамин Норт. Он только что защитил кандидатскую и решил наградить себя путешествием, объехав оставшихся родственников. Главная цель – найти невесту «из своих». Это было трудной задачей, потому что тех, в чьих жилах текла хоть капля нортовской крови, практически не осталось. Вениамин уже побывал в Новгороде и Ленинграде, но самой подходящей по возрасту кандидатурой оказалась именно Этель: воспитанная, умненькая, образованная, скромная, да и красивая к тому же. И на двенадцать лет моложе. А если судить по менталитету, то и на все двадцать.

Сначала они переписывались, потом Гертманы приехали к московским Нортам в гости и, наконец, состоялась свадьба. Саму Этель никто ни о чем не спрашивал, а она не протестовала: взрослые лучше знают, тем более, что и кавалеров у нее особенных не было – в пединституте учились одни девушки. Столица поразила ее трепетную душу, а огромная библиотека Нортов привела в восторг. Правда, Этель робела перед Вениамином и долго обращалась к нему на «вы». О будущей семейной жизни она не слишком беспокоилась, потому что мама научила ее всем хозяйственным премудростям, а отец привил стремление к порядку и дисциплине, но ей и в голову не пришло побеспокоиться о другой стороне брака – физической!

В свои двадцать два года Этель была созданием наивным и целомудренным, а все представления о любви черпала из книг, где высшим выражением чувств являлись объятия и поцелуи. Мама тоже не догадалась хоть как-то просветить дочь, да и не знала она, какими словами говорить «об этом». Поэтому первая близость стала для Этель откровением – и откровением неприятным, так что три года брака до рождения дочери дались ей нелегко. В конце концов, она притерпелась, к тому же активность мужа постепенно утихла, а потом и вовсе сошла на нет, хотя они и сделали несколько безуспешных попыток зачать еще одного ребенка в надежде, что получится мальчик. Вениамин был весьма доволен своим выбором, а недостаток любовных страстей прекрасно возмещал на стороне: он был хорош собой, благополучен, значим, а студенток и аспиранток, готовых на любые безумства, вокруг хватало.

Так они и жили, и Этель Леонардовне даже не могло прийти в голову, что ее дочь совершенно иначе относится к сексу – она сама и слова этого никогда не произносила, а в четырнадцать лет интересовалась только книгами и даже потихоньку играла в куклы. Инга же в свои четырнадцать имела богатый опыт отношений с мальчиками, да и выглядела на все восемнадцать: вполне оформившаяся, хотя и худощавая, фигурка, пышная копна волос, нежный румянец на смуглых щеках, пухлые губы, яркие глаза, искрящиеся кокетством. Она знала, что хороша, и пользовалась этим вовсю, умея прикинуться скромницей перед учителями и родителями, которые не знали и половины ее приключений. Мальчишки так и липли к ней, а она вертела ими, как хотела.

Дружила Инга с Лариской Шугаевой, учившейся на класс старше и тоже занимавшейся танцами. Инга выросла дома – под постоянным присмотром матери, поэтому Лариска стала для нее своеобразным окном в мир: детский сад, пионерские лагеря, дворовая компания и наличие двух старших братьев весьма расширили ее кругозор. Именно Лариска рассказала Инге про ежемесячные «женские радости», а потом просвещала по части секса, хотя ее познания в этой области представляли собой дикую смесь предрассудков и заблуждений с реальными фактами. С мамой говорить на эту тему Инга не рисковала – хватило одного разговора, когда девочка решила проверить, правду ли наплела Лариска про менструации.

Лариска встречалась с парнем девятнадцати лет, который казался девчонкам ужасно взрослым. Невинность она пока сохраняла: парень не хотел рисковать, что его девушка забеременеет, и они обходились ласками попроще. Инга так далеко не заходила, но опасливое любопытство разбирало ее сильно, а неловкие мальчишеские объятия и поцелуи только разжигали кровь. Все случилось на ноябрьские праздники: после концерта в Доме пионеров компания танцоров закатилась к Лариске, где гуляли ее братья со своими друзьями – родители уехали к родным в гости. Инга уже пробовала раньше пиво и вино, а тут ей поднесли водки, и она захмелела. Под шумок один из парней – Санёк – завлек Ингу в маленькую комнату и прижал к шкафу. Сначала она и не противилась, радостно отвечая на его настойчивые поцелуи, а когда поняла, что надо сопротивляться, было уже поздно:

– Нет, нет! – лепетала она, толкая его в грудь и пытаясь вывернуться.

– Да не дергайся ты! Сама напросилась, а теперь на попятный? Ты мне динамо не крути!

Когда все закончилось, Инга, заливаясь слезами, сползла на пол. Плакала она не столько по утраченной невинности, сколько потому, что это произошло так неожиданно и так… некрасиво. В ее мечтах первый секс выглядел совсем иначе: зажженные свечи, лепестки роз, долгие ласки. А тут – раз-два и готово! Ничего, кроме боли и унижения, она и не почувствовала.

– Да ладно, не реви, – сказал Санёк. – Сама хотела.

– Козел ты! Ничего такого я не хотела! Я вообще первый раз, чтоб ты знал!

– Так ты целка, что ли?! А я чё-то не врубился… Знал бы, не связывался, блин!

Тут в дверях появилась Лариска, которая сразу все поняла и зашипела на парня, прикрыв дверь:

– Ты что сделал, придурок?! Сесть хочешь? Ей еще и пятнадцати нет!

– Да ладно врать! Пятнадцати ей нет! Или что?! Правда?

– Пра-авда, – шмыгая носом, проныла Инга. – Мне только через месяц пятнадцать…

– Твою ж мать…

И Санёк выскочил из комнаты, потом из квартиры, а потом и из жизни Инги навсегда. Нет, еще один раз они увиделись: Санёк подстерег Ингу в переулке и затащил в подворотню:

– Слушай сюда. Если ты, коза, кому-нибудь скажешь, что это я, тебе мало не покажется! По кругу пущу! Все будут знать, что ты шлюха, все! И дома, и в школе. Так что сиди и не рыпайся. Поняла?

Инга могла только кивнуть. Она надеялась, что обойдется, ведь Лариска, утешая ее, так убеждала, что с первого раза никто не залетает:

– И потом, вы с ним как – стоя же? Ну вот! Стоя точно не залетишь! И ты вымылась сразу.

И Инга верила. Верила до тех пор, пока даже таким дурёхам, как они с Лариской, не стало очевидно, что Инга беременна. Еще пару месяцев Инга промучилась, не зная, что делать. Надо было сказать родителям, но как? И когда она решилась поведать о своем падении, делать аборт было категорически поздно, а то родители, без сомнения, настояли бы. Сама Инга плохо представляла, что ее ждет: будущий ребенок представлялся ей чем-то вроде живой куклы. Скандал вышел чудовищный, отец даже отвесил Инге пощечину – рухнули все планы, которые родители строили на ее счет: приличный институт, хорошая партия для замужества. Инга выслушала претензии родителей, опустив голову: знала, что провинилась. Сама ж потащилась с этим Саньком, никто пинками не гнал! Родителям наврала, что виноват ее одноклассник, родители которого уехали на два года работать на Кубу и увезли сына с собой. Так оно и было на самом деле. Почти.