её. Всё погрязло в сребролюбии, разврате, предательстве и неверии. И мы с тобой, в принципе, не сильно лучше прочих. И тоже заслуживаем кары исчезновения, но жаль Ему род людской. Поэтому из всех самых плохих вариантов пришлось Ему выбрать просто плохой.

— Да? И как ты себе представляешь это возрождение рода человеческого? Наши дети будут спать друг с другом, братья с сёстрами? Это же отвратительно! Или ты сам, когда твоя «Ева» состарится, будешь осеменять собственных дочерей? Всегда знала, что ты законченный извращенец! Хорошо, что не успела залететь от тебя.

— У меня даже мыслей таких не было, — перебил Иван. — Это просто сон. Сон уже рассказать нельзя!

— Неплохая попытка, Ершов, но нет, — отрезала Лена и снова углубилась в планшет.

— Не было никакой попытки, — озлился Иван. — Теперь с тобой и поговорить ни о чём нельзя. В следующий раз буду молчать.

Он встал с чашкой кофе в руке, нервно прошёлся по кухне взад-вперёд пару раз и подошёл к окну. Какое-то время смотрел на улицу невидящим взглядом, и тут холодок пробежал по его спине.

— А где все?

— Не смешно, Ершов! Твои тупые шутки за семь лет, которые я тебя знаю, меня уже достали, — сказала Лена, но, увидев неподдельно ошарашенный взгляд Ивана, тоже встала, подошла к окну и, вскрикнув, стала оседать на руки еле успевшего подхватить её мужа.

На Каширском шоссе, всегда стоящем в это время в пробке, не было ни одной машины. И людских ручейков, всегда тянувшихся к входу в метро, тоже не было видно…

ФОТОСЕССИЯ

Оля вошла в класс, и в воздухе сразу повисла тишина. Все ребята в один момент повернули головы в её сторону. Когда на её приветствие никто не ответил, в Олином животе что-то сжалось от недоброго предчувствия, а ноги сразу стали ватными. Ситуацию спасла Нина Михайловна, появившаяся в классе следом и тяжёлой походкой двинувшаяся к учительскому столу.

Приход педагога немного ободрил Олю. Она прошла к своему месту и увидела, что её подруга и соседка по парте перебралась к очкарику и «ботану» Игорьку, над которым они вместе нередко посмеивались: он казался им недотёпой.

Оля ничего не понимала. Очевидно, случилось что-то, из-за чего весь класс объявил ей бойкот. Но она представить не могла, чем насолила своим одноклассникам. Она никогда ничем не выделялась среди прочих девочек: училась средне, ни с кем не конфликтовала, не слыла ни уродиной, ни красавицей, ни скромницей, ни оторвой.

Занятия начались, но в глазах этой девятиклассницы стоял туман. В этом состоянии Оля переходила с урока на урок, из класса в класс. С ней по-прежнему никто не общался, а сама она приняла ситуацию и не пыталась заговорить даже со своими подругами.

После окончания учебного дня за школой её поджидали трое одноклассников, закадычных друзей-хулиганов. Она прошла мимо них, но главный в этой троице Сашка Хохлов окликнул её:

— Эй, Серова!

— Чего тебе? — она не ждала ничего хорошего от этого разговора.

— Покажи сиськи! — трое друзей громко и похабно заржали.

— У тебя крыша поехала?! — Оля сразу вспыхнула.

— Да ладно тебе скромницу корчить! Вся школа их уже видела.

— Где? — сердце Оли ёкнуло.

Сашка подошёл к ней и, не выпуская смартфона из рук, с расстояния показал фотографию. На ней обнажённая Оля стояла по пояс в воде небольшого озера, берега которого утопали в тёмной зелени сосновых лесов. Она сразу узнала это место: позапрошлым летом ездила туда с родителями в кэмпинг нудистов, где все загорали и купались без купальников, абсолютно не стесняясь друг друга. Фотографию же сделал дядя Миша, профессиональный фотограф и друг их семьи.

— Где ты это взял? — с трудом выговорила девочка.

— Я — на «Пушки. ру». А вообще вся твоя фотосессия на половине сайтов есть. Так что я не только сиськи видел. Так покажешь или что?

Оля в голос заревела и бросилась бежать в сторону дома…

Следующие три дня она наотрез отказывалась ходить в школу и вообще выходить из своей комнаты, а на четвёртый в квартиру к Серовым явилась полиция. История с фотографиями дошла до директора школы, женщины строгих взглядов, которая сочла ситуацию не только скандальной, но и криминальной. И теперь родителям Оли предлагалось написать заявление на лицо, разместившее снимки в Сети.

Выяснилось, что известный в своей среде фотохудожник, этот дядя Миша, выкладывал свои работы на личном сайте, откуда они и перекочевали на многочисленные развлекательные ресурсы и форумы. Владельцы последних уже активно удаляли фотографии со своих серверов, так как их публикация сулила многочисленные неприятности. А вот дядя Миша наотрез отказался признать свои работы порнографией и прятался от полиции у знакомых.

История даже попала в местную прессу вместе с фотографиями, на которых лицо и пикантные места были заретушированы.

Между тем Оля продолжала своё затворничество, почти ничего не ела и не хотела общаться ни с родителями, ни с приходившим несколько раз школьным психологом. Спустя полторы недели к ней в комнату решительно зашла мама и сказала:

— Тебе придётся со мною поговорить.

Оля подняла на неё красные от постоянных слёз глаза:

— Как? Как вы посмели дать ему меня фотографировать? Я-то дура несмышлёная, но вы!

— Так, Ольга! Ты уже взрослая! И должна прекрасно понимать, что в этих фотографиях нет ничего дурного. Более того, они прекрасны, а ты на них выглядишь красавицей. Во все времена художники рисовали обнажённую натуру, в том числе и с подростков. Нельзя так реагировать на мнение ханжей и всякого быдла. Ты же должна это понимать.

— Я понимаю, что мне теперь в школе житья не дадут! — Оля перешла на крик. — Они все меня видели!

— Успокойся, ты больше не пойдёшь в эту школу. Мы с папой посоветовались и решили отправить тебя к бабушке в Вейск. Окончишь там девятый класс. Поступишь в местный экономический колледж, который при ВЭФИ. Мы всё равно рассматривали этот вариант.

— Но и там все видели мои фотографии!

— Никто там ничего не видел. А кто видел, тот не запомнил. И если они снова всплывут, то ты уже будешь в таком возрасте, когда это только добавит тебе популярности у мальчиков.

— Ты сама-то в это веришь? — Оля зарылась лицом в подушку.

— Уж я-то мужчин знаю. Если б не стадное мышление, которое так и не выветрилось в этой стране, с тобой уже половина парней дружить бы хотела. В Европе точно так и было бы.

Вместо ответа Оля вдруг поднялась и начала быстро одеваться.

— Ты куда? — спросила мама.

— Какая тебе разница? Тебе плевать