– Он что-то держал в руках? Прошу, вспомните, это важно.

– Ничего не держать. Смотреть на стену, думать. Не знать, о чем, – она развела руками.

– Ну разумеется… Разумеется. Вы рассказали об этом полицейским?

Горничная отрицательно покачала головой, и Сьюзан потянулась к карману, чтобы достать обещанную купюру. Эта информация вряд ли стоила двадцать евро. По крайней мере на первый взгляд. Но, быть может, приложенная к делу, в контексте с другими собранными Ирвином фактами и уликами, она будет цениться гораздо больше.

Когда горничная покинула номер, Сьюзан снова улеглась на кровать. Ее слегка подташнивало от волнения или усталости. Закрыв глаза, она попыталась мысленно прокрутить эту сцену. Вот Питер Бергманн стоит посреди комнаты, бездействуя, о чем-то размышляя или замышляя что-то. В его руках ничего нет, он просто стоит и смотрит в стену. Неожиданно входит горничная, она пугает его. Мужчина вздрагивает, но потом видит, что опасности нет, и улыбается. Был его испуг плодом воображения работницы отеля или он и вправду ожидал незваных гостей, тревожился по этому поводу? Ведь неспроста он отказывался от уборки все три дня пребывания. Появление горничной является лишь досадной случайностью, и, вероятно, его странная реакция объясняется простым эффектом неожиданности. «Истина всегда найдет выход», – вдруг всплыли в ее голове слова. Кто сказал их?

Внезапно комната задвигалась вокруг нее. Тело Сьюзан моментально отреагировало – по кончикам пальцев пробежали мурашки, словно она надела перчатки, набитые железной стружкой. Сердце привычно ухнуло в самую бездну. Паническая атака готова опять нанести сокрушительный удар, как всегда, безо всякого предупреждения и причины. Подло, исподтишка. Девушка открыла рот и неистово задышала, ощущая, как стены надвигаются на нее. Окно. Нужно срочно открыть его. Она вскочила, сорвав с себя куртку, и на негнущихся ногах подбежала к занавесям, дернула их, затем створки. Чистый воздух Атлантики ударил в лицо, спасительная пощечина матушки-природы, вернувшая ее к реальности.

«Я здесь. Я живая, – бормотала Сьюзан, следуя совету своего психолога. – Вот мои руки, они сильные, ноги крепко стоят на земле. Я здорова, я спокойна. Я не боюсь». Ей удалось ухватить переломный момент и обхитрить паническую лавину, готовую снести ее, обездвижить, лишить покоя. Это был прогресс. Раньше такое ей не удавалось. Она могла несколько минут лежать, задыхаясь, словно рыба, пойманная отцом, – последние судороги перед тем, как занесенный тесак упадет на пламенеющие, пульсирующие жабры. Р-раз, и головы как не бывало. Конец. Но она не рыба. Ее имя Сьюзан. Ей тридцать два года, и она мать прекрасного ребенка, любимая дочь, ценный сотрудник. Она справится.

Дыхание восстановилось. Щеки залила краска, как резко поднявшаяся температура. Как волна или океанский прилив, накатывающий на берег. Пытаясь выровнять ритм сердца, девушка опустила голову. Взгляд ее упал на оконную раму – рейки, забитые мелким песком и пылью. Старые, деревянные переборки, сохранившиеся с шестидесятых годов прошлого века. Внутри что-то лежало. То, чего там быть не должно. Сьюзан протянула руку и с осторожностью вытащила предмет наружу. И когда она поняла, что держит, с губ ее сорвался возглас удивления.

Сьюзан открыла глаза и проморгалась. Вокруг чужеродная синева, матовая и холодная. Как глубоко она уснула! Словно опустилась на дно океана и лежит на его доисторическом иле, а не в гостиничном номере, пытаясь осознать, как она здесь очутилась.

Рука на автомате потянулась к телефону, и Сьюзан охнула, увидев с десяток пропущенных вызовов. Несколько от Ирвина. Вчера она так и не включила звук на телефоне после встречи с ним. И видимо, он все же как-то разузнал о том, что она занялась собственными поисками. Она оценила тот факт, что он не пришел лично, а ограничился звонками. Ничего, он сменит гнев на милость, когда она выложит ему свою находку. Она задумчиво потянулась, скидывая покрывало. Настроение уверенно ползло вверх.

Сьюзан подошла к окну и распахнула его. Яркое утро ворвалось в комнату вместе с криками чаек. Улица, залитая солнцем, колыхалась в летнем мареве, редкие утренние прохожие прогуливались с детьми, в руках которых таяло мороженое. Какая благодать. Бодрящий морской бриз, живительная влага. Чудесный край, в котором ей повезло родиться и вырасти! Глядя на то, с каким аппетитом поглощал вафельный рожок какой-то малыш, идущий с матерью за руку, она дала себе слово, что не забудет зайти в Mammy Johnston’s. Надо купить Киллиану банку его любимого кофейного мороженого в качестве извинения. Она объяснит, что ее поступок обусловлен необходимостью, а не какой-то там прихотью. У нее ответственное задание – сержант Дэли поручил ей собрать сведения в прямом эфире, но почему она должна остановиться только на эфирах, если есть возможность сделать что-то полезное и за пределами студии?

Сьюзан выселилась из отеля, сдала ключ и, взяв кофе, вышла на улицу. Ей пришлось зажмуриться от яркого солнца. Пронизывая белоснежные облака, оно залило площадку для такси перед отелем, разогнало все тени на Ки-стрит. Казалось, оно было повсюду, но за чертой города, там, где простирались изумрудные долины, на склоне величественной горы, перемещались, словно огромные солнечные зайчики, брошенные на мохнатый зеленый ковер, – тенистые отсветы. Столовая гора – немой свидетель, оберег города, повидавший на своем веку так много печального и прекрасного.

Сьюзан пошла по улице, вдоль невысоких жилых домов, закрытых в этот час ресторанчиков с индийской кухней и продуктовых магазинов и, наконец, нашла лавку под раскидистым буком. Кофе был отменным, в меру горячим и крепким. Пора звонить сержанту.

Он ответил сразу. Отрывисто и напряженно, словно и не спал вовсе.

– Сьюзан, где ты?

– Пью кофе и наслаждаюсь утром, – проворковала она в ответ.

– Тебе нужно приехать в участок. Прямо сейчас.

– Я и так туда собиралась, но что случилось?

– Киллиан. Он напал с ножом на человека.

– О господи, – прошептала Сьюзан, ощущая, как слабеют руки. – Где он сейчас?

– В участке. С ним работают психолог и комиссар по делам несовершеннолетних. Им нужно задать тебе несколько вопросов. Они хотят знать, почему ты не ночевала дома.

– Я… – она запнулась. – Я как раз хотела тебе об этом рассказать! Я провела ночь в номере Питера Бергманна и нашла там…

– Где, прости?

– В отеле. Я вернулась, чтобы… Это неважно. Сейчас неважно. Как Киллиан, с ним все в порядке?

– Не по телефону. Бери такси и приезжай. Я пока в участке, но мне скоро нужно будет уехать.

– Ирвин, не уезжай, дождись меня, я скоро буду! – крикнула Сьюзан в трубку и, бросив кофе на лавке, принялась оглядывать утреннюю улицу. Как назло, ни одного такси! Ни на стоянке, ни на дороге. Вволю выругавшись, Сьюзан припустила бегом.

* * *

Киллиан угрюмо сидел в комнате с матовым окном, через которое в безнадежной попытке согреть помещение бились солнечные лучи. Сын плохо выглядел. На лице синяк, зеленоватая бледность, опущенные худые плечи. Она никогда еще не видела его таким изможденным. Никаких эмоций, полная опустошенность, оболочка от ребенка, пустой сосуд. Хорошо хоть без наручников. Сердце Сьюзан сжалось. Это она виновата, что он здесь, словно преступник в ожидании казни.