— Вы Тереза Линн Дражески? — спросил Мисао.

— Да.

— Готовы ли вы торжественно поклясться этой жизнью и теми, что грядут, что будете верой и правдой хранить и защищать законы и конвенции Объединённого мирового правительства Земли?

— Клянусь.

Когда я давала эту клятву впервые, мне было чуть больше тридцати. Тогда у меня вспотели ладони, и форма доставляла ужасные неудобства. Клятву читала Маршал-Стюард Амелия Дэн, грациозная, седовласая женщина с голосом оперной певицы. Наверное, Джо когда-нибудь будет выглядеть также.

— Готовы ли вы торжественно поклясться, что будете хранить тайны, доверенные вам Департаментом Мира и Обеспечения Безопасности или его представителями, наделёнными надлежащими полномочиями в ходе исполнения своего служебного долга?

— Клянусь.

Я вступила в шестнадцатое десятилетие своей жизни. Мои ладони вспотели, и воротничок формы неприятно колол. Мы стояли снаружи, под навесом, рядом со сценой ожидал духовой оркестр. Мисао, в синих одеждах и белых перчатках, провёл ритуал принятия присяги, которую помнил наизусть. Всё это было для того, чтобы я могла вступить в свою новую должность полевого командира. Я чувствовала, как за моей спиной усмехалась Бьянка, а ещё — Виджей и Сири.

— Какова первая заповедь? — спросил Мисао.

Ответ был дан автоматически. Слова подступали к горлу откуда-то из самых глубин моей души. Я не смогла бы хранить молчание, даже если бы захотела. Я была Терезой Дражески, здесь и сейчас, с Мисао, Сири, Виджеем и моим собственным изрядно подорванным «я».

— Я служу миру. Я призвана оберегать и поддерживать мир. Я обладаю тайным знанием, что любая смерть от моей руки может положить начало бесконечной войне. Только мир созидает жизнь. Только жизнь созидает мир.

Свет под моей ладонью изменился с красного на зелёный, и всё завершилось. Я прикрыла глаза и слабо вдохнула. Именно в тот момент я заметила — боль отступила.

«О, Дэвид».

Я ожидала, что Сири и Виджей поздравят меня с возвращением. Ни один из них этого не сделал. Мисао коснулся панели на своём столе, чтобы отдать ещё несколько приказов.

— Благодарю вас, полевой командир.

Я коротко кивнула. Мисао, вновь ставший моим шефом, склонил голову в ответ. Какое-то время мы так стояли в полной тишине. Он говорил, что сожалеет. Не о том, что делает, а о том, что не может за всё расплатиться сам. Виджей пытался сказать мне то же самое, полагаю, но я была не готова это воспринять. Возможно, то, что я снова дала клятву, как-то вновь приоткрыло старые каналы передачи информации. Возможно, сейчас, когда я достигла того критического момента, когда осознаёшь, что обратного пути уже нет, мне понадобилось ухватиться и удержаться за тех, кто окружал меня, чтобы избавиться от чувства отчаянного, безнадёжного одиночества.

В то время я не знала, что из этого было правдой.

Не знаю и теперь.

— Добро пожаловать обратно, капитан Жиро.

Клерк, прикреплённый лично ко мне, Хамад, уже ждал меня, не успел я появиться на плачевно выглядевшей территории порта Дэзл. Сероватое от пыли открытое пространство являло собой полярную противоположность ярким, бросающимся в глаза сводчатым галереям Госпиталя. Нечто гламурное, ценное и полезное, имевшее место быть здесь, уже давно кануло в Лету. Остались лишь голые камни и изрытый ямами, вымазанный грязью бетон, застывший под осветительными панелями.

— Благодарю, Хамад.

Я приложил свою ладонь к планшету, который протянул мне Хамад и принёс формальную клятву, что я отбыл с тремя членами экипажа, а вернулся — с двумя, согласно официально одобренным и задокументированным действиям, предпринятым в соответствии с моими обязанностями. Камеры уже зафиксировали моё прибытие, но Хамад был привередлив, и мимо него не проскользнуло бы ни одной детали. Его змеиные глаза-бусины ярко блестели. Он наблюдал и не собирался притворяться или скрывать сей факт. Именно это и нравилось мне в нём больше всего. Я предпочитаю честность и открытость.

— Есть ли что-то, о чём мне следует знать? — спросил я.

— Командир Баркли хотел видеть вас.

Хамад спрятал планшет под мышку. Как всегда, его чёрное пальто было безукоризненным. Оно ниспадало тяжёлыми складками с его выдающегося живота и слегка касалось носков начищенных до блеска ботинок.

— Прямо сейчас?

— Да.

Я вздохнул. Болела голова.

Мне хотелось спуститься и пройтись по улицам и тоннелям. Мне хотелось слышать шум и видеть лица. Мне хотелось говорить с людьми и слышать, как они говорят со мной о жизни, жалуются и просто болтают о пустяках. Мне хотелось видеть отца.

Мне хотелось, чтобы служба безопасности куда-то исчезла на время. Во время перелёта я почти ничего не делал, лишь сидел в тишине и думал. Небольшой корабль был набит подслушивающей аппаратурой. Леда, Кешем и я прекрасно ладили, но, если бы у них появилась возможность продвижения по службе, они бы непременно её использовали. Было небезопасно обмолвиться словом об Эмилии, достать из кармана её письмо или поискать дополнительную информацию о Капе. Единственное, что мне оставалось, — сидеть в кресле пилота и прокручивать мысли, великое множество которых роилось в моей голове. Не знаю почему, но мне не нравилось неожиданное появление Капы. Я не мог поверить, что это из-за Эмилии. Капа никогда не ограничивался одной игрой. У него всегда что-то вырисовывалось и на заднем плане. Даже тогда, когда мы были детьми. И если сейчас он старается вовлечь Эмилию в какие-то тёмные делишки, то только потому, что это нужно для чего-то более весомого.

Я обернулся к Леде и Кешему:

— Возвращайтесь назад на станцию и отметьте своё прибытие. Начните работу с полученными файлами. Потом можете идти, пока не всплывёт что-нибудь новенькое. Мятеж, убийство и тому подобное.

Они отрапортовали мне привычное:

— Да, капитан, — и быстрым шагом направились к выходу.

Скучающие на своём посту сотрудники оперативного отдела службы безопасности, оказавшиеся там из-за конфликтов с вышестоящими офицерами, вытянулись в струнку, когда мои ребята проходили мимо. Несколько развязное поведение и украдкой брошенные взгляды ясно говорили, что они были рады получить полдня в своё распоряжение. Вообще-то именно поэтому я их и отпустил. Я забочусь о том, чтобы они были счастливы. Это их отвлекает от моей собственной персоны.

— Ну, — я обернулся к Хамаду, — не будем заставлять командира Баркли ждать.

Хамад, слегка склонив голову, отступил в сторону, будто я действительно был человеком, которому он вынужден подчиняться и с чьим мнением приходится считаться. Я двинулся к воздушному шлюзу, и он сразу стал на своё место, выполняя предписание. Шёл на четыре шага позади меня, приноравливаясь к моей походке. Я даже мог слышать, как от соприкосновения с камнем скрипели его ботинки на грубой подошве.