Вывернув на широкую авеню, обсаженную деревьями, они увидели вдалеке фигуру в чёрном. Та спешила прочь, и у неё в руке покачивалась большая коробка. Что-то маленькое и блестящее, заметное в свете фонаря, упало из коробки и запрыгало по тротуару.

«Это она!» – промяукал Максимилиан, и коты прибавили скорости, торопясь нагнать Зели с Элоизой. Через несколько мгновений они приблизились настолько, что могли уже разглядеть кошачью переноску. Мордочка Элоизы появилась за сеткой, и она помахала друзьям лапкой и промяукала: «Не так близко, а то она вас заметит».

– Тихо, – прошипела Зели. – Нелепое создание. Чего ты не стала есть бифштекс? Твои собратья обычно глотают его, не жуя.

Максимилиан и Оскар чуть-чуть приотстали, а Зели вышла на широкую площадь у подножья знаменитого парижского собора Нотр-Дам. Он нависал над ними, и свет фонарей выхватывал из темноты суровые лица фигур, которые охраняли арки и маячили в дверных проёмах. Зели пересекла площадь и проскользнула к собору, направляясь к небольшой закруглённой дверке с одного его боку. Она достала из кармана ключ и, оглядевшись, не видит ли кто, прошмыгнула в дверь.

Максимилиан и Оскар кинулись вперёд, чтобы удержать дверь лапками, но опоздали, и она захлопнулась. Максимилиан зашипел в раздражении. В соборе были сотни окон, но не похоже, чтобы хоть одно из них открывалось. Он уже собирался сказать об этом Оскару, когда заметил какой-то слабый отблеск под дверью. Он вгляделся – круглая сапфировая бусина. Элоиза бросила ещё одну, но зачем? Максимилиан придвинулся ближе и понял, что сапфир лежит между дверью и рамой, не давая замку защёлкнуться. Элоиза снова выручила их.

Он восторженно промяукал:

– Какая смелая и находчивая кошечка, – и потянул дверь лапой, но та не поддавалась. Древесина дуба – слишком тяжёлая штука для кота. Даже с помощью Оскара потребовалось несколько минут, прежде чем с пыхтеньем и стонами удалось приоткрыть дверь и протиснуться в узкий проход с винтовой лестницей. Высоко над ними доносилось слабое эхо шагов – Зели поднималась в башню собора. Максимилиан поставил лапу на ступеньку и тоже начал подъём.

Башня, казалось, простиралась в бесконечность, лестница поворачивала так круто, что через несколько минут у Максимилиана начала кружиться голова. И вот они оказались на узком балкончике высоко над городом. Над ними нависали тёмные фигуры, и, вглядевшись, Макс едва подавил вопль ужаса. Сгорбившись на узком парапете, скелетообразное существо с рогами и ввалившимися глазами наблюдало за жизнью города внизу. Рядом огромная птица, словно явившаяся из кошмаров, длинным клювом протыкала камень. Максимилиан вжался в стену собора, надеясь, что эти твари его не заметят.

– Это всего лишь горгульи, мой друг, – прошипел Оскар сзади. – Знаменитые горгульи Нотр-Дам де Пари. Каменные фигуры, но выглядят очень пугающе, для тех, кто не знает.

Максимилиану некогда было смущаться. Благодарно кивнув Оскару, он поспешил по балкону к проходу в следующую башню, за Зели.

Над ними, покоясь в паутине верёвок и стропил, висели гроздья колоколов. Что-то похожее на мышь бросилось наутёк в полумраке, и Максимилиан задёргал усами. Хлопья пыли кружили в застоялом воздухе, сверху доносилось поскрипывание деревянного пола и слабое мяуканье. Нет, мяукала не одна кошка, и это был не мелодичный голос Элоизы. Несколько кошек: некоторые голоса старые и скрипучие, некоторые молодые и звонкие, но все жаловались и повторяли одно и то же: «Кушать», «Пить», И «Домой».

Максимилиан и Оскар крались по деревянным ступеням, проходившим внутри колокольни. Вокруг громоздились сплетенья огромных балок. Между ними свисали колокольные верёвки, по которым вверх-вниз носились мыши, перепрыгивая с колокола на колокол.

Максимилиан остановился на площадке лестницы. Вглядываясь между стропилами, он видел ноги Зели в нарядных вечерних туфлях. Она наклонилась и поставила на пыльный пол корзину с Элоизой. Из соседней корзины донеслось жалобное мяуканье, и лапка черепаховой окраски попыталась откинуть крышку.

– Заткнитесь, крысёныши! – рявкнула Зели. – Вас всё равно никто не услышит – слишком высоко от земли, так что поберегите глотки.

Она открыла защёлку на корзине Элоизы и вытащила кошечку за шкирку. Максимилиан глухо заворчал.

– Где твой прекрасный ошейник, негодяйка? – пробормотала Зели. Она перевернула и потрясла корзинку, и на пол выпала атласная лента, а следом – сверкающая «Э». – Сапфиры! – прошипела она. – Куда они делись? Они стоят целое состояние.

Она грубо запихнула кошку назад в переноску, не обращая внимания на то, что та мяукнула от боли, когда её лапка зацепилась за прутья. Потом подняла и снова аккуратно надела бриллиантовую букву на ленту, и положила ошейник в свою сумку.

– Вам всем придётся сегодня посидеть без еды, – сказала она. – Вечером финал их дурацкого песенного конкурса, и я пообещала этому клоуну Пьеру, что буду там, чтобы сфотографировать Джулиану, раз он добился, чтобы она победила. Да, мне же ещё надо доставить вот это вашим владельцам! – Она помахала в воздухе пачкой конвертов. – По тысяче франков от каждого, и я подумаю, стоит ли мне возвращать вас. Ну, а если они не заплатят… ведите себя хорошо, и я не оставлю вас здесь голодать.

У Максимилиана похолодело в груди. Эта женщина – чудовище.

Зели взглянула на часы, охнула и повернулась к лестнице.

Максимилиан и Оскар едва успели, прыгая через три ступеньки сразу, спрятаться в тёмном углу до того, как она появилась. Максимилиан изо всех сил втянул живот и уселся на хвост, чтобы его не было видно. Некогда было думать о том, сколько пыли он соберёт. Зели пронеслась мимо, бормоча о том, что опаздывает, ещё надо переодеться, и подняла клубы пыли, от которых у Макса сразу защекотало в носу. Он закрыл лапой нос, отчаянно стараясь удержаться от чихания.

Где-то далеко внизу хлопнула дверь.

– А-а-апчхи! – тут же выдал Максимилиан, так что ближайшая мышь опрометью кинулась вверх по верёвке. Ему в ответ донеслось взволнованное многоголосое мяуканье.

– Кто это?

– Вы нам поможете?

– Эта ужасная женщина украла нас!

Потом донёсся мягкий голос Элоизы.

– Это английские коты? – спросила она. – Наш план сработал?

Максимилиан запрыгал вверх по лестнице. В восьмиугольном помещении над колоколами стояло около дюжины кошачьих плетёных корзин. Из каждой мрачно смотрели кошки, некоторые печально мяукали, другие безжизненно лежали, опустив головы на лапки.