— Гм… — Рикатс хрустнул костяшками пальцев. — Это хорошо. Рассказывай. С самого начала, ничего не упуская.

И Сардар пересказал события того злополучного дня, когда он был солдатом. Рассказал все без утайки. Рикатс слушал, почти не перебивая. Задавал вопросы, много вопросов, лишь когда рассказ дошел до первых минут битвы и странного поведения армии водолеев перед лицом врага…

Окончив допрос, Рикатс потянулся.

— Спасибо за рассказ, — сказал он. — И проваливай.

— Как… — опешил Сардар. Он почему-то совсем не ожидал, что его вот так легко отпустят.

— Как, как, — проворчал Рикатс. — Ногами. Воин из тебя никакой, а циркачи мне не нужны. Своих клоунов хватает. Ближайший отсюда город — Арисса. Ступай туда, может быть Глаз и впрямь зол на скорпионов, как судачат на базарах. В любом случае, когда я выйду из палатки, в лагере тебя быть не должно. Ступай.

Сардар проснулся от крика. Кричал Хромец. Вцепившись в прутья клетки, широко распахнув беззубый рот, он пронзительно вопил, он выл и подлаивал, как шакал на полную луну. Мятущийся свет факелов, освещавших грот, рождал в глазах старика зловещие всполохи.

Михашир оттягивал начало военного совета насколько мог. Поначалу все согласились с его доводами, что командующий армией все-таки достоин чести на этом совете присутствовать, следовательно, Рикатса необходимо дождаться.

Однако, чем гуще становились сумерки, тем сильнее проявлялось нетерпение генералов. Причем, в некоторых случаях нетерпение — это еще слабо сказано. Ситуация требовала разрешения, уж по крайней мере — обсуждения. Практически все военачальники сумели убедить себя, что каждый час промедления может стоить очень дорого.

Где-то в глубине души частично мог с ними согласиться и сам Михашир. Если бы просто подстрелили лазутчика — это одно, но вот письмо… Письмо означало очень многое. Михашир то и дело нервно покусывал губу и мысленно сыпал проклятиями на голову своего начальника, выбравшего столь неудачное время для поездки в Скваманду. Для совершенно сумасбродной поездки, к слову.

Когда обстановка стала совсем взрывоопасной, и Михашир почувствовал, что до прямого неподчинения рукой подать, он принял компромиссное решение, которое — на данном этапе — устроило всех. Начать совет прямо сейчас, но в любом случае дождаться Рикатса, довести до него суть дела вместе со своими соображениями и после этого позволить ему руководить советом.

Собрались очень быстро, неудивительно, что никто не заставил себя ждать, не в пример предыдущим советам. Никакого особого помещения, либо даже палатки для подобных мероприятий предусмотрено не было, так что расселись за своим обычным обеденным столом. Крышей служил навес из плотной ткани, а роль стен исполняли стоящие на почтительном удалении двенадцать (символично!) охранников.

Место во главе стола занял Михашир, но и он сам, и все присутствующие понимали, насколько это формально. Скорпион не стал даже пытаться перебивать главу раков Бадшоса, когда тот начал говорить первым, нарушая всяческие правила.

Бадшос был низкоросл, но очень коренаст и широкоплеч. На могучей груди лежала пышная борода, которая, казалось, росла сама по себе, без какого-либо внимания хозяина. Во время разговора Бадшос имел обыкновение сжимать и разжимать кулаки, отчего на мускулистых руках вздувались вены.

— Прежде всего, — Бадшос громко и четко выделял каждое слово, словно вколачивая его в землю. — Прежде всего, я хочу спросить уважаемых господ, все ли понимают значение произошедшего?

Над столом повисло многоголосое бормотание и нервные смешки, сопровождаемые невнятными жестами. Но Бадшос продолжал стоять. Ни один мускул не дрогнул на его смуглом, почти до черноты, лице. Он ждал ответа, и вся его поза говорила, что для окружающих будет лучше, если он этого ответа дождется.

Ответить решил Лоот, чей лоб украшало изображение рогатой головы Тельца. Говорил он медленно и тягуче, казалось, каждое слово доставляет ему мучительную боль. Впрочем, возможно, так и было. Чудовищный косой шрам через все лицо напоминал о полученном в юности ударе саблей, основательно раздробившем нижнюю челюсть. Мало кто помнит, был ли Лоот красавчиком до получения шрама, но сейчас от одного вида этого изуродованного лица любому становилось не по себе.

— Что тут непонятного? В лагере побывал лазутчик, мы его проворонили. Он нес Глазу послание, которое мы, к сожалению, не можем прочесть, не зная шифра. Но изображение наших укреплений говорит красноречивей любых слов. Послание не доставлено, это хорошо. Но лазутчика допросить мы не может, это плохо. Очень плохо.

При этих словах Лоот не стал бросать косой взгляд в сторону Лимиафа, командира отряда стрельцов, но, медленно повернув голову, посмотрел тому прямо в глаза долгим и тяжелым взглядом.

Лимиаф этот взгляд выдержал, ничуть не смутившись и не опуская глаз. В отличие от Бадшоса он был высок и бледнокож, в отличие от Лоота — по-настоящему красив. И не считал зазорным подчеркивать свою красоту, перетягивая длинные рыжие волосы яркими лентами.

— Позволю себе заметить, почтенный Лоот, первое мне представляется все-таки более значимым, — сказал он с обезоруживающей улыбкой.

Снова с разных концов стола потекли нестройные реплики. Но их пресек шумный звук, с которым Бадшос прочистил горло. Тогда все обратили внимание, что рак продолжал стоять.

— Прежде всего, я хочу спросить уважаемых господ, все ли понимают значение произошедшего? — все с тем же выражением повторил Бадшос.

На этот раз ответом была недоуменная тишина. Каждый пытался осмыслить слова Бадшоса, но думалось тяжело. У рака была очень неприятная манера вести разговор.

Наконец, Михашир вспомнил о своей — пусть и формальной — роли.

— Не будет ли так любезен почтенный Бадшос пояснить смысл своих слов?

Бадшос чуть заметно усмехнулся, обвел цепким взглядом присутствующих.

— Вы все либо непроходимые тупицы, либо трусы, не решающиеся признать очевидное.

На этот раз шум за столом принял явно угрожающий характер. В конце концов, здесь собрались мужи, не случайно поднявшиеся до своего положения. Были среди них более осторожные и менее осторожные, но трусов не было. Кто-то начал привставать, кто-то положил руки на оружие.

Внезапно Михашир оглушительно треснул кулаком по столу. Это возымело по крайней мере эффект неожиданности — все замолчали, многие замерли в неудобных позах.

— Тихо! Всем сесть на свои места! — Глаза Михашира метали молнии. — И! Ты! Бадшос! Тоже! Сядь!

Эти последние слова скорпион выкрикнул прямо в лицо раку, глядя на него сверху вниз. Тот садиться не спешил, но Михашир не отводил глаз. Бессловесный поединок длился достаточно долго. Но Бадшос, несмотря на свой характер, был неглупым мужчиной и понимал, что закон армии не на его стороне. Михашир не вышел за пределы своего права.