Ее английский был чище, чем у Накиса, хотя фразы она строила проще, чем он. Они с Накисом были сама доброжелательность, им не хотелось лишних проблем. Почему бы нам действительно не оказаться мирными безобидными сербами, один из которых по недоразумению получил пулю в спину. Бывают же шальные пули…

Макси, оставаясь на нашем борту, вступила с Талассой в светский диалог. Вот у кого английский был просто варварский, но Таласса, похоже, ее прекрасно понимала. Женщины… Таласса пошла переодеться, а я с Накисом спустился в каюту к шефу. В руках у Накиса был небольшой портфельчик, типа походной докторской сумки. Да, Накис действительно оказался врачом, что даже по теории вероятности следовало отнести к чуду. Я сказал ему, что как бодигард должен проверить и чемоданчик и его самого, но Накис с достоинством отстранился: «Я врач».

Шеф выглядел плохо. Он слабел буквально на глазах, дышал с трудом, лоб его был покрыт испариной. Накис попросил разбинтовать его и внимательно осмотрел рану. Дырка под лопаткой, из которой сочилась сукровица, дышала бедой, была черной, к ней прилегал широкий круг красноватой опухоли. Накис покачал головой и, достав стетоскоп, стал прослушивать шефа. При этом он смотрел в сторону, как бы в воображаемую картину того, что делалось у пациента внутри.

Стоя за его спиной, я вдруг увидел выразительный взгляд шефа, показывающего мне на выход, и тонкие посеревшие губы его беззвучно артикулировали по слогам «про-верь!»

– Вернусь через минуту, господа, – сказал я по-английски и поднялся на палубу, прихватив по пути наручники из тайника возле наружной двери.

Макси и Таласса встретили меня светскими улыбками. Им нашлось, о чем поговорить.

– Таласса, ваш друг просит принести ножницы – он их оставил в туалетной комнате, – вполголоса сказал я.

Таласса подняла брови – теперь она была в черных облегающих шортах и розовой трикотажной рубашке, концы которой она связала узлом на обнаженном животе:

– Ножницы? Там нет никаких ножниц.

Я поднял палец к губам и прошептал:

– Срочно. Нужна операция.

Таласса недоуменно пожала плечами и тоже перешла на шепот:

– Хорошо, пойду посмотрю… Хотя я точно помню…

– Если можно, побыстрей, – просительно сказал я. – Времени нет. Давайте вместе поищем. Он сказал – в туалетной комнате на полке…

Макси испуганно слушала нас, принимая происходящее за чистую монету.

Вслед за Талассой я спустился в пахнущий сном и дезодорантами салон, середину которого занимала разобранная полутораспальная кровать, с кучей тряпок на одеяле и примятыми подушками, рядом на полу лежал раскрытый чемодан, наполовину пустой, словно в нем второпях искали что-то. Пистолет?

– Извините, у нас тут не прибрано, – сказала Таласса, идя впереди. – Накис так любит порядок, а я – наоборот… – Она повернула ко мне свою голову на длинной гибкой шее и рассмеялась, продемонстрировав верхний безукоризненный ряд своих зубов в распахе влажно-коричневых упругих и крупных губ. Породы в ней было хоть отбавляй. Я вдруг неистово захотел ее, что было совершенно невозможно, несвоевременно, но светящийся след этого внезапного желания так и остался во мне, никуда не исчезнув.

Перед узким коридорчиком она замешкалась, я случайно оказался впереди и, чтобы пропустить ее, подтянул живот. Но она все равно невольно задела меня высокой грудью.

– Вот туалетная комната, – сказала она, входя в душистое, сверкающее зеркалами и никелем помещеньице, – где тут ваши ножницы? Не вижу никаких…

Она не успела закончить фразу – шагнув следом, я обхватил ее левой рукой за шею, так чтобы ей было трудно дышать, рявкнул на ухо: «Тихо!» и силой посадил на пол.

– Что такое? – изумленно спросила она, видимо, полагая в первые секунды, что стала объектом сексуального домогательства. Я же молча заломил ей руки за спиной и надел наручники, зацепив цепочкой за узкую трубу, тянущуюся у бортовой стенки вдоль пола.

– Ей, мистер, что такое? – повторила она, сидя на полу.

– Ничего страшного, – сказал я, стоя над ней и подавляя желание сорвать с нее все и изнасиловать. – Временные неудобства. Не делайте глупостей и все кончится хорошо.

– По-моему, это вы делаете глупости, – повысила она голос. – Немедленно освободите меня.

Я задраил иллюминатор и опустил шторку:

– Если будете кричать, мне придется заклеить вам рот. – Хотя теперь ее крик не был бы слышен.

– Я требую освободить меня, – сказала она.

– Пока это невозможно, мэм, – мягко сказал я. – Сидите тихо – вот мой вам совет.

– Что вы собираетесь с нами делать? – спросила она, меняя интонацию, словно вдруг что-то осознав.

– Зажарить и съесть, – сказал я, вышел и запер дверь на защелку в круглой хромированной ручке.

Я прошел по узкому коридору к носу и оказался в маленькой переборке, типа радиорубки, где умещался лишь стол со стулом. На столе по экрану включенного ноутбука плавали рыбки. Я пошевелил мышкой и на экране высветился интерфейс почтовой программы «Outlook Ex pr ess». Красным флажком на ней было обозначено срочное сообщение. Я открыл его, и меня прошиб холодный пот. На входящем документе черным по белому было написано: «В вашем квадрате будем через два часа. Попробуйте их задержать, не вызывая подозрений». Сообщение пришло две минуты назад. Я открыл папку отправлений и прочел про нас, миленьких. Этот Накис был не лыком шит. За считанные минуты отсутствия он успел написать: «Встретился с яхтой, о которой вы запрашивали. На борту трое. Один раненый. Просят о помощи». Тут же на полке я обнаружил его тринадцатизарядный браунинг. Нельзя было медлить ни секунды – Накис мог заподозрить неладное, а в его руках безоружный беззащитный шеф. Как это я оставил шефа… Мне представилась дикая картина – шеф заложник, за ним, охватив рукой его шею, как только что проделал это я с Талассой, стоит со скальпелем у его горла верзила Накис и диктует свои правила игры. Какой я идиот! Проиграть партию, когда все козыри были в моих руках! Катастрофа!

Макси сопроводила мой стремительный нырок в каюту поспешным: «Что случилось?»

– Они все знают! – прошипел я и, взяв себя в руки, пистолет в кармане, стал неспешно спускаться по лесенке.

Паника отменялась. Накис не взял моего шефа в заложники. Теперь, сидя рядом с шефом, он измерял ему давление. Ну, как же – теперь он будет изображать из себя доктора Айболита, протестирует языком мочу на сахар, задумчиво, как ищейка на выгуле, обнюхает чужое дерьмо, а потом сделает клизму, что рекомендуется при воспалительных процессах. Как раз за час и нарисуется полный анамнез состояния пациента, объявленного в международный розыск.

– И как оно? – по-английски спросил я, появляясь в каюте.

– Что именно? – поднимая сосредоточенный взгляд, переспросил меня Накис, весь еще мысленно там, в темном лабиринте вен, сосудов и артерий, в которых вялыми неверными толчками пульсировала кровь моего шефа.