Я увиделся с Брет только после ее возвращения изСан-Себастьяна. Оттуда я получил от нее открытку с видом бухты Конча. Онаписала: «Милый! Здесь хорошо и спокойно. Привет всем. Брет».

И Роберта Кона я не видел. Я слышал, что Фрэнсис уехала вАнглию, а от Кона я получил записку, в которой он сообщал, что уезжает изгорода на несколько недель, еще сам не знает куда, но что он непременно хочетотправиться со мной в Испанию на рыбную ловлю, как мы сговаривались прошлойзимой. Адрес, писал он, я всегда могу узнать у его банкира.

Брет не было, Кон не докучал мне своими горестями, я дажерадовался, что не нужно играть в теннис: работы было очень много. Я часто бывална скачках, обедал с друзьями и поздно засиживался в редакции, делая загонматериала, чтобы в конце июня, когда мы с Биллом Гортоном поедем в Испанию,можно было все оставить на секретаря. Билл Гортон приехал, пожил у менянесколько дней и отправился в Вену. Он был очень весел и говорил, что в Штатахчудесно. В Нью-Йорке чудесно. Театральный сезон прошел с блеском, и появилсяцелый выводок молодых светил среди боксеров полутяжелого веса. От каждого изних Можно было ожидать, что он разовьется, наберет вес и побьет самого Демпси.Билл просто сиял. Он заработал уйму денег своей последней книгой и собиралсязаработать еще больше. Мы хорошо провели с ним время в Париже, а потом онотправился в Вену. Он хотел вернуться через три недели, и тогда мы должны былипоехать в Испанию ловить рыбу, а потом в Памплону, на фиесту[4].

Он писал, что в Вене чудесно. Потом — открытка из Будапешта:«Джейк, в Будапеште чудесно». Потом пришла телеграмма: «Приеду понедельник».

В понедельник вечером он явился. Я услыхал, как остановилосьего такси, подошел к окну и окликнул его; он помахал мне и стал подниматься полестнице со своими чемоданами. Я вышел к нему на лестницу и взял один изчемоданов.

— Ну, — сказал я, — ты, кажется, чудесно покатался?

— Чудесно, — сказал он. — Будапешт совершенно изумительныйгород.

— А Вена?

— Совсем не то, Джейк. Совсем не то. Она оказалась хуже, чемя думал.

— А что такое? — Я доставал стаканы и сифон.

— Пьян был, Джейк. Я был пьян.

— Вот странно! На, выпей.

Билл потирал лоб.

— Удивительное дело, — сказал он. — Не знаю, как этослучилось. Вдруг, ни с того ни с сего, случилось.

— И долго?

— Четыре дня, Джейк. Ровно четыре дня.

— Где же ты был?

— Не помню. Послал тебе открытку. Это помню отлично.

— А еще что-нибудь делал?

— Не уверен. Возможно.

— Ну, дальше. Рассказывай.

— Не могу вспомнить. Я все рассказал, что помню.

— Ну, ну, дальше. Выпей вот это и вспомни.

— Может быть, кое-что и вспомню, — сказал Билл. — Припоминаюсостязание боксеров. Грандиозное состязание за Венский приз. Участвовал негр.Негра помню отлично.

— Ну, дальше.

— Изумительный негр. Похож на Тигра Флауерса, но толще разав четыре. Вдруг все стали швыряться. Кроме меня. Негр только что свалил с ногвенца. Негр поднял руку в перчатке. Хотел сказать речь. Страшно благородновыглядел негр. Начал говорить. Тогда белый венец ударил его. Тогда оннокаутировал белого венца. Тогда все стали швыряться стульями. Негр поехалдомой в нашей машине. Не успел взять свой костюм. Надел мое пальто. Теперь всевспомнил. Большой спортивный вечер.

— А чем кончилось?

— Одолжил негру кое-что из одежды и поехал с ним добыватьего деньги. Нам заявили, что негр еще им должен за повреждение зала. Кто жепереводил? Я, что ли?

— Вероятно, не ты.

— Правильно. Совсем не я. Кто-то другой. Мы еще звали егопрофессором, кажется. Теперь вспомнил его, Учится музыке.

— Ну и что из этого вышло?

— Ничего хорошего, Джейк. Нет на свете справедливости.Импресарио заявил, что негр обещал сдаться местному чемпиону. Что негр нарушилконтракт. Нельзя нокаутировать венского чемпиона в Вене. «Боже мой, мистерГортон, — сказал негр. — Целых сорок минут я только и делал, что старался емусдаться. Этот белый мальчик, должно быть, надорвался, замахиваясь на меня. Я ипальцем его не тронул».

— Деньги получили?

— Никаких денег, Джейк. Все, что мы выручили, — это одеждунегра. Часы его тоже пропали. Замечательный негр. Не нужно мне было ездить вВену. Неважный город, Джейк. Неважный.

— А негр что?

— Уехал обратно в Кельн. Живет там. Женат. Дети есть. Обещалнаписать мне и вернуть деньги, которые я одолжил ему. Изумительный негр.Надеюсь, я не перепутал адрес.

— Будем надеяться.

— Ну ладно, пойдем обедать, — сказал Билл. — Или, можетбыть, ты хочешь еще путевых очерков?

— Валяй.

— Пойдем обедать.

Мы спустились вниз и вышли на бульвар Сен-Мишель. Был теплыйиюньский вечер.

— Куда пойдем?

— Пообедаем на острове?

— Давай.

Мы пошли вниз по бульвару. На перекрестке улицыДен-Фер-Рошеро и бульвара стоит статуя двух мужчин в развевающихся одеждах.

— Я знаю, кто это. — Билл остановился, разглядывая памятник.— Эти господа выдумали фармакологию. Не втирай мне очки. Я знаю цену твоемуПарижу.

Мы пошли дальше.

— Вот набивка чучел, — сказал Билл. — Хочешь купитьчто-нибудь? Чучело собачки?

— Пойдем, — сказал я. — Ты хлебнул лишнего.

— Очень хорошенькие собачки, — сказал Билл. — Они оченьукрасят твою квартиру.

— Пойдем.

— Только одну собачку. В сущности, мне, конечно, наплевать.Но послушай, Джейк, только одну-единственную собачку.

— Пойдем.

— Когда ты купишь ее, ты в ней души не будешь чаять. Простойобмен ценностями. Ты даешь деньги. Тебе дают чучело собачки.

— Купим на обратном пути.

— Ладно. Пусть будет по-твоему. Дорога в ад вымощенанекупленными чучелами собак. Не моя вина.

Мы пошли дальше.