– Мое прошлое кажется мне теперь призрачным, –тихо плача, говорила Дебора, и ее глаза широко раскрылись от удивления. –Петир, неужели я когда-то жила в таком месте? Неужели я видела, как умирает моямать?

– Дебора, не стоит вспоминать о том, чтослучилось, – сказал я. – Пусть картины прошлого рассеются.

– А ты помнишь, как впервые заговорил со мной и сказал,что моя мать не делала зла, но зато другие причинили ей зло? Почему ты былтогда в этом уверен?

– Да была ли она ведьмой? И вообще, что такое ведьма?

– Эх, Петир, я помню, как ходила с нею безлунныминочами в поля, туда, где стояли камни.

– И что там случилось, моя дорогая? – нетерпеливоспросил я. – Уж не появился ли дьявол с раздвоенными копытами?

Дебора покачала головой, сделав мне знак лежать тихо,слушать ее и не перебивать.

– Петир, представляешь, черной магии мою мать научилодин судья, который судил ведьм! Мать мне показывала его книгу. Он оказался внашей деревне проездом, когда я была совсем маленькой и еще не умела ходить.Судья пришел в нашу хижину, чтобы мать вылечила ему порез на руке. Потом онисели с матерью у очага, и этот человек стал рассказывать ей обо всех местах,где он побывал по делам службы, и о ведьмах, которых сжег. «Будь осторожна,дитя мое», – сказал судья матери, а затем вытащил из кожаной сумки своюзлую книгу. Она называлась «Демонология». Он читал ее моей матери, посколькуона не умела читать ни по-латыни, ни на каком-либо другом языке. Судья поднескнигу поближе к свету очага, чтобы мать смогла получше разглядеть имевшиеся тамкартинки.

Час за часом судья рассказывал моей матери обо всех этихвещах: что делали ведьмы и что они способны делать. «Будь осторожна, дитямое, – приговаривал он при этом, – дабы дьявол не искусил тебя,поскольку дьявол любит повитух и знахарок». С этими словами он переворачивалстраницу.

В ту ночь он лег вместе с матерью и рассказывал ей о домахпыток, о кострах и о криках обреченных. Покидая наш дом, он еще раз произнес напрощание: «Будь осторожна, дитя мое».

Потом обо всем этом мать рассказала мне. Тогда мне былошесть или семь лет. Мы сидели вдвоем у кухонного очага. «А теперьпойдем, – сказала мне мать, – и ты увидишь». И мы пошли в поле,ощупью пробираясь к камням. Там мы встали в самую середину круга и замерли,чтобы почувствовать ветер.

Вокруг – ни звука в ночи. Ни искорки света. Ни звезды нанебе, чтобы увидеть башни замка или далекую водную гладь Лох-Доннелейт.

Я слышала, как мать, держа меня за руку, что-то бормочет.Потом мы вместе танцевали, двигаясь небольшими кругами. Бормотание материстановилось все громче. Потом она стала произносить латинские слова, призываядемона, и, наконец, широко раскинула руки и закричала, чтобы он приходил.

Ночь оставалась такой же тихой. В ответ не раздалось низвука. Я крепче ухватилась за ее юбки и вцепилась в ее холодную руку. Потом япочувствовала, как что-то движется по лугу, похожее на легкий ветерок. Этответер начал собираться вокруг нас. Я ощутила, как он коснулся моих волос изатылка. Он обволакивал нас со всех сторон струями воздуха. И вдруг я услышала,как «ветер» заговорил, только не словами, но я все равно отчетливо разобрала:«Я здесь, Сюзанна!»

О, как радостно смеялась моя мать, как она плясала. Словнодевчонка, она трясла руками, опять смеялась и отбрасывала назад свои волосы.«Ты его видишь, доченька?» – спросила она меня. Я ответила, что чувствую егосовсем близко.

Здесь он снова заговорил: «Назови меня моим именем,Сюзанна».

«Лэшер, – ответила мать, – ибо ветер, который тыпосылаешь, как плетью хлещет по траве и как плетью сшибает листья с деревьев.Иди же, мой Лэшер, устрой бурю над Доннелейтом! А я буду знать, что я –могущественная ведьма и что ты это делаешь ради моей любви!»

Когда мы добрались до нашей хижины, ветер завывал над полямии в нашей трубе. Мы сели у огня, смеясь вместе, точно двое детишек. «Видишь,видишь, я это сделала», – шептала мать. Заглянув в ее глаза, я увидела то,что видела прежде и видела потом, вплоть до последнего часа ее мучений и боли:глаза простушки, шаловливой девчонки, прикрывшей ладонью смеющееся лицо, а вдругой зажавшей украденный леденец. Петир, для нее это была игра. Игра!

– Я понимаю, моя любимая, – ответил я.

– А теперь давай, скажи мне, что сатаны не существует.Скажи, что это не он приходил во тьме, дабы провозгласить ведьму из Доннелейта,а затем повести ее на костер! Не кто иной, как Лэшер, находил матери вещи,которые теряли другие люди. Это он приносил ей золото, которое потом у нее забрали.Лэшер кто же еще, сообщал матери тайны супружеских измен, которые она затемраскрывала ушам любопытных односельчан. И именно Лэшер обрушил град на головумолочницы, повздорившей с моей матерью. Он вместо матери наказывал ееобидчиков, благодаря чему все узнали о ее силе! Но мать не могла наставлятьЛэшера. Она не знала, как использовать его. И подобно ребенку, играющему сзажженной свечой, она зажгла тот самый огонь, который спалил ее дотла.

– Дебора, не сделай той же ошибки! – прошептал я,целуя ее лицо. – Никто не может наставить демона, ибо так обстоят дела сневидимыми силами.

– Не совсем так, – прошептала в ответДебора, – и здесь вы сильно ошибаетесь. Но не бойся за меня, Петир. Я нетакая, как моя мать. Со мной такого не будет.

Потом мы молча сели у камина. Я не думал, что ей захочетсяприблизиться к огню, и, когда она прислонилась лбом к камням, располагавшимсянад очагом, я вновь поцеловал Дебору в ее нежную щеку и откинул назад длинные,свободные пряди ее влажных черных волос.

– Петир, – вновь заговорила она, – я никогдане буду жить в голоде и грязи, как жила моя мать. Я никогда не окажусь вовласти глупых людей.

– Не выходи замуж, Дебора. Не делай этого! Идем сомной. Пойдем в Таламаску, и мы вместе раскроем природу этого существа…

– Нет, Петир. Ты же знаешь, я не пойду.

Здесь она печально улыбнулась:

– Это ты должен пойти со мной, и мы скроемся отсюда.Теперь поговори со мной своим тайным голосом, голосом внутри тебя, что способенприказывать часам остановиться или духам – прийти. И останься со мной, будьмоим женихом, пусть эта ночь станет брачной ночью ведьмы.