– Интересный ход. Из вас бы вышел неплохой политик. Но, обвиняя нас в холодности, французы вовсе не это имеют в виду. И давайте договоримся: что бы мы ни узнали о наших родственниках, это останется между нами. С какой стати наши семьи должны страдать из-за того, что кто-то из наших родных, к тому же покойных, натворил что-то энное количество лет назад.

Они допили чай, и Паула поднялась.

– Мне пора возвращаться в номер, – сказала она.

– Позвольте, я провожу вас. – Он тоже встал из-за стола.

Они поднялись на лифте на пятый этаж, где находился номер Паулы с матерью, и остановились возле двери. Паула повернулась к нему и уже открыла рот, собираясь пожелать ему спокойной ночи, да так и замерла, не успев вымолвить ни слова. Лицо Альберта было напряженным, словно высеченным из камня, серые глаза потемнели, и в них плескался огонь неприкрытого желания.

Паула замерла. Словно завороженная она наблюдала, как рука Альберта поднялась к ее лицу и погладила щеку. Он обхватил ее лицо, сделал шаг вперед и обвил другой рукой тонкую талию. Потом он склонился к ее рту и коснулся ее губ своими губами. Вначале поцелуй был нежным, пробным. Паула чувствовала неистовое биение его сердца, силу крепких рук. Внутри нее возникло какое-то удивительное чувство. Ей казалось, что она тает, сливаясь с ним в единое целое. Она задыхалась от этого дивного, блаженного ощущения.

Поцелуй между тем становился все более настойчивым, пылким, требовательным. Его пронзительная страстность поразила Паулу как удар молнии, вызывая еще никогда не испытанный ею восторг, доходящий почти до физической боли.

Ее руки коснулись его плеч, и она почувствовала, как ладонь на пояснице конвульсивно дернулась, прижимая мягкий живот к его затвердевшему телу.

Паула таяла в его объятиях. Ее губы раскрылись еще больше, и он скользнул языком внутрь. Она издала горлом какой-то звук, еще сильнее распаляя его.

В ее теле не осталось кислорода. Все вокруг затуманилось и поплыло, и Паула почувствовала, как какая-то часть ее мозга, воспринимающая внешний мир, отключилась. Ничего больше не существовало, кроме его вкуса, его пьянящего мужского запаха. Он целовал ее все крепче и настойчивее, прогибая спину Паулы назад. Она знала, что и он во власти таких же сильных восхитительных ощущений.

С видимым усилием он прервал поцелуй и отодвинулся. Тяжело дыша, они потрясенно уставились друг на друга. Кончиком языка она провела по своим припухшим губам. Было видно, что он не может решить, отодвинуть ее или снова притянуть к себе. Полутребовательно-полувопросительно он хрипло прошептал:

– Паула?

Вместо ответа она обвила его шею руками и сама поцеловала его. Его ладони сжались, затем скользнули выше и легли на внешнюю сторону грудей.

Она оторвалась от его рта, и он разочарованно вздохнул. Но в следующую секунду почувствовал ее губы на своей шее – мягкие, шелковистые, словно крылья бабочки, прикосновения. Ее язык легонько коснулся чувствительной кожи, и он пальцем скользнул в вырез ее платья, дотронувшись до соска. Тот мгновенно затвердел, и Альберт застонал, словно от боли, резко втянул воздух и заставил себя оторваться от нее.

– Мы должны остановиться, – прохрипел он.

Ее затуманенные страстью глаза заморгали в замешательстве, лицо казалось мягким и отрешенным в свете люминесцентных ламп.

Он отпустил ее и провел рукой по волосам.

– Либо мы останавливаемся прямо сейчас и расходимся, либо идем ко мне в номер и продолжаем начатое. – Он затаил дыхание в ожидании ее ответа.

Больше всего на свете Пауле сейчас хотелось заняться с ним любовью, но она понимала, насколько это безумно и безответственно. И разум возобладал.

Она медленно кивнула и отступила на шаг.

– Да.

– Что – да? – выдавил он.

Паула приложила руку ко лбу.

– Не знаю, о чем я думала. Нам лучше забыть об этом. Спокойной ночи, Альберт. Еще секунда – и она скрылась за дверью своего номера.

Мать крепко спала, когда Паула вошла в номер. Она разделась, потихоньку приняла душ и, не включая света, легла в постель, однако заснуть по понятным причинам ей удалось далеко не сразу. И даже во сне ей снились поцелуи и ласки Альберта.

Проснувшись утром, Паула увидела, что мать уже не спит. Она, уже одетая, сидела в кресле и читала книгу.

– Наконец-то ты проснулась, дорогая. Уже девятый час, и я умираю от жажды. Мне не хотелось тебя беспокоить, поэтому я не стала звонить, чтобы принесли завтрак сюда.

– Мы приглашены на завтрак за столик лорда Каннингхема, мама. Ты можешь спуститься в ресторан и позавтракать.

– Мне как-то неловко идти туда одной.

– Возможно, он еще спит. – Паула вспомнила их вчерашнее расставание и почувствовала, что краснеет.

– Ты поздно вчера вернулась? – спросила миссис Макмайер.

– Нет, не слишком, – ответила Паула, надеясь, что голосом не выдаст своего волнения. Что она наделала? Как она теперь сможет смотреть на Альберта и не вспоминать его горячие поцелуи и свой страстный отклик?

В конце концов мать первая спустилась вниз, и, когда Паула оделась и пришла в ресторан, миссис Макмайер пила чай и спокойно болтала с Альбертом. При виде его широких плеч и такого красивого, уже ставшего для нее дорогим лица Паула почувствовала, как отчаянно защемило сердце. То, что он хотел ее, ничего не значит. Возможно, сейчас он и увлечен ею, но ей ни за что не удержать этого мужчину навсегда.

Приклеив на лицо приветливую улыбку, Паула поздоровалась и села рядом с матерью, напротив Альберта. Он в ответ улыбнулся тепло, но сдержанно, ничем не выдавая своих чувств, каковыми бы они ни были. Паула позавидовала его выдержке. У нее же внутри все тряслось мелкой дрожью.

Мало-помалу она все же успокоилась и даже смогла принять участие в разговоре. Они говорили о леди Веронике.

– Я очень хорошо помню леди Веронику в молодости, – сказала миссис Макмайер. – Помню то лето, когда она приехала в гости к брату, вашему покойному отцу, Альберт. Она была очень шикарной девушкой, законодательницей мод у нас в Кливленде. Все женщины стремились ей подражать. Я не была знакома с ней лично, потому что леди Вероника вращалась в других кругах, но не удивилась бы, если бы узнала, что Шеймус каким-то образом умудрился с ней познакомиться. Кстати, в молодые годы, лет эдак тридцать назад, он был очень привлекателен и, как я уже говорила, весьма неравнодушен к женскому полу.

– Не представляю, когда между ними могло что-то произойти. Тетя Вероника той же осенью вышла замуж за Алана Беллинджера. Муж увез ее в Шотландию, и она почти безвылазно жила там до самой его смерти. Он умер десять лет назад.

– А Шеймус уехал из Кливленда в Плимут и поступил коком на судно незадолго до отъезда леди Вероники, – сказала миссис Макмайер.