Когда оставшихся в руках новой власти ближайших родственников уже убитого императора – великих князей Романовых свезли в качестве заложников в Петроград и расстреливали в начале 1919 года в Петропавловской крепости, – здесь уже не стеснялись и ничего под гнев отдельных энтузиастов революции не камуфлировали. Здесь к тому времени действовало постановление о «красном терроре» и систематическим расстрелом заложников уже официально занимались чекисты, к тому же цинично объявившие расстрел этих великих князей акцией революционной мести за убийство в Германии офицерами своих сподвижников Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Разумеется, ни в моральном плане, ни в плане законности указ о «красном терроре» или мотивация отмщения за германских большевиков ничего не меняли в сути этих процессов, и все бессудные расправы ЧК с «контрой» как до, так и после официального разрешения террора выглядят в этом свете абсолютно одинаково.

Великих князей в Петропавловке расстреляли как заложников новой власти под одну гребенку, даже после многочисленных просьб русских ученых из Академии наук не помиловав великого князя Николая Михайловича, известного историка, очень скептически относившегося до революции к власти своего родственника Николая II и слывшего среди Романовых главным либералом. И здесь тоже стреляли и по тем из великих князей, кто сразу в феврале 1917 года приветствовал новую власть в России и сам отказывался от своих титулов, и по тем, кого на расстрел привели с котенком на руках, и по тем, кого из-за болезни даже к месту расстрела в Петропавловке доставили на носилках. Здесь тоже комментарии излишни. Если ЧК по приказу ленинской власти действительно сжигала мосты за большевиками к отступлению, то сделано это было безо всяких скидок, раз и навсегда.

Официальная советская трактовка начала «красного террора» известна. Согласно ей по приказу затаивших обиду эсеров член их партии Каннегиссер 30 августа 1918 года застрелил председателя Петроградской ЧК Урицкого, а в Москве после митинга на заводе Михельсона эсерка Фаина Каплан при покушении ранила самого Ленина. Это, по мнению ленинского Совнаркома, дало ему право объявить о начале «красного террора» в ответ, разумеется, на этот самый вопиющий «белый террор». И тут же начать повальные аресты и расстрелы по всей стране и расстреливать в качестве заложников по спискам людей, никак не причастных ни к питерскому убийству высокопоставленного чекиста, ни к московскому выстрелу в Ленина. 5 сентября 1918 года этот указ Совнаркома появился на свет и развязал руки чекистам. И уже в сентябре месяце в ответ на убийство Урицкого только в Петрограде чекистами расстреляно более тысячи заложников «красного террора» и еще полтысячи в Кронштадте.

В истории с обоими покушениями, ставшими отправной точкой официальной кампании террора и его оправданием для большевиков (а к ним для наглядности приплюсовали и убийство эсерами большевистского наркома печати Володарского в Петрограде), достаточно белых пятен и нестыковок, заретушированных советской историографией. Они уже тогда вызвали пристальный интерес некоторых скептиков, а с падением коммунистических табу в истории вылились в контрверсию по той же модели, что убийство Мирбаха и мятеж эсеров 6 июля. Эта прямо обратная коммунистической версия предполагала откровенную провокацию ЧК или мистификацию обоих покушений. До крайних версий, о том, что сами чекистские провокаторы убили Урицкого с Володарским и стреляли в вождя революции, дело не доходило. Хотя иногда заикались, что выстрелы завербованных ЧК агентов могли быть холостыми в случае с Лениным, а ранения имитированы, но это слишком легко оказалось опровергнуть. Речь чаще шла о том, что Урицкого убил по собственному почину молодой поэт Леонид Каннегиссер в отместку за ранние расстрелы друзей и за зверства Питерской ЧК вообще, а его сделали членом размашистого эсеровского заговора. В случае же с выстрелом Каплан вообще есть сомнения, что стреляла в Ленина она, а не другие люди, а сама Каплан стала просто удобной фигурой для нового раскручивания дела об эсеровском терроризме. То есть из выстрела мстителя-одиночки и не раскрытого до конца покушения на Ленина слепили мифический заговор и использовали его как повод для объявления «красного террора», а не было бы этих акций – нашли бы другую причину.

С питерскими убийствами двух «Красных Моисеев», как уже тогда назвали недруги убитых Урицкого с Володарским, чуть больше ясности – там установлены личности непосредственных убийц, хотя в случае Володарского и с идентификацией фамилии убийцы тоже есть вопросы. Остается вопросом лишь, стреляли ли они по поручению ушедшей в подполье части эсеров. Убивший Урицкого (а он стал первым в истории спецслужб советского периода чекистом такого высокого ранга, убитым в результате политического теракта) поэт Каннегиссер одно время числил себя эсером и имел в друзьях множество эсеров – это и стало для ЧК отправной точкой в определении партийности заговора против своего командира. Хотя с нашей современной точки зрения это выглядит явной натяжкой, тогда очень многие примыкали к популярной партии эсеров. Например, эсером периодически объявлял себя и лично друживший с Каннегиссером поэт Сергей Есенин, что никак не означает причастности нашего классика литературы к террористическим действиям этой партии. Есенин и большевиком себя не раз объявлял, но так ни к какой партии полностью и не примкнул. Бывшие эсеры или им сочувствующие были тогда повсюду, многие при этом уже были одеты в кожанки самой ЧК, здесь чекистам притянуть выгодный им эсеровский след было бы легко.

Каннегиссер на первом же допросе его после убийства в Петроградской ЧК заявил ведшим допрос председателю ВЧК Дзержинскому и заместителю покойного Урицкого в Петроградской ЧК Антипову: «Убил не по приказу какой-либо партии, а по собственному побуждению отомстить Урицкому за расстрелы офицеров и лично своего друга Перельцвейга». Каннегиссер был бывшим юнкером Михайловского училища, нескольких его товарищей питерские чекисты расстреляли летом 1918 года, ни о каких эсерах Каннегиссер на этом допросе Дзержинскому с Антиповым не говорил.

На этой версии убийца Урицкого стоял вплоть до его расстрела в конце 1918 года, партия эсеров тоже своего участия в его акте никогда не признала. О своем более раннем членстве в партии эсеров Каннегиссер на допросах упоминал, хотя и называл сам себя «народным социалистом», а партия энесов (Трудовая партия народных социалистов) к 1918 году была совершенно самостоятельной и с эсерами не связанной. Но принципиально требовал записать в протокол, что его акт с членством в этой партии никак не связан, а со своим двоюродным братом и известным среди правых эсеров боевиком Филоненко он уже давно никаких отношений не поддерживает.

Официально для себя советская власть этот вопрос закрыла окончательно в 1922 году, когда под суд были отданы остатки эсеровской верхушки, и в качестве обвинений эсерам фигурировали в том числе убийства Урицкого с Володарским и покушение Каплан на Ленина. Основным обвиняемым был лидер эсеровских террористов Семенов, признавший свою вину в непосредственной организации расстрела на питерской улице Володарского и в подготовке покушения на Ленина в Москве. Именно на признательных показаниях главных обвиняемых – эсеров Семенова и Коноплевой – держался вынесенный тогда эсерам обвинительный приговор.