Али юркнул внутрь, торопясь спрятаться от дождя. Едва он снял с ног сандалии, как их тут же отобрали исполнительные ишты – мелкие, покрытые чешуей существа с ревностным отношением к порядку и обуви. А по окончании молитвы, и после непродолжительного торга, откупившись парой фруктов, Али получит свои сандалии обратно, начисто выдраенные и надушенные сандаловым ароматом. Он прошел дальше, мимо двух парных фонтанов для умывания – только в один была налита вода для шафитов, а в другом струился теплый черный песок, который предпочитали чистокровные джинны.

Мечеть была одной из старейших в Дэвабаде. Четыре крытых коридора обрамляли двор под открытым серым небом. Красно-золотой ковер за долгие века под ногами и лбами молящихся прохудился, но сохранил опрятный вид: чары самоочищения, вплетенные в его нити, были еще крепки. Под потолком висели большие фонари из матового стекла, заполненные волшебными огнями. В медных жаровнях по углам курились благовония.

Этим утром мечеть была почти пуста – в такую погоду общая молитва не сильно прельщала прихожан. Али втянул ноздрями пахучий воздух и обвел взглядом молельщиков, разбросанных по мечети, но того, кого он искал, среди них не было.

Вдруг его арестовали? Али стряхнул с себя тяжелое предчувствие и подошел к мраморному серому михрабу – специальной нише в стене, обращенной в сторону молитвы. Он поднял руки. Несмотря на свою нервозность, начав молитву, Али почувствовал, как к нему возвращается покой. Так всегда бывало.

Но продлилось это недолго. Он заканчивал второй ракат молитвы, когда рядом с ним кто-то тихо опустился на колени. Али застыл.

– Мир твоему дому, брат, – прошептал пришедший.

Али не мог смотреть ему в глаза.

– И твоему, – ответил он тихо.

– Принес?

Али помедлил с ответом. Речь шла о кошельке, который сейчас лежал у Али в кафтане. Внутри была огромная сумма, которую он взял из своей личной сокровищницы в казне, под завязку набитой деньгами.

– Да. Но нам нужно поговорить.

Краем глаза Али увидел, как его собеседник нахмурился и хотел что-то ответить, когда к михрабу подошел имам.

Тот устало обвел взглядом промокшее собрание.

– Выровняйте ряды, – сделал замечание он.

Али и еще десять-двенадцать сонных прихожан, шаркая, перебрались на положенные места. Он хотел сконцентрироваться на молитве, которую начал читать имам, но это было непросто. Слухи и обвинения не шли у него из головы. Обвинения, которые он не был готов предъявить своему собеседнику, который сейчас стоял с ним плечо к плечу.

Когда молитва подошла к концу, Али и его спутник остались на своих местах и молча ждали, пока остальные молельщики не разойдутся. Последним уходил имам. Что-то бормоча себе под нос, он поднялся на ноги. Бросив взгляд на задержавшихся мужчин, он застыл.

Али опустил голову, пряча лицо под тюрбаном, но внимание имама было приковано к его собеседнику.

– Шейх Анас, – выпалил он. – М-мир вашему дому.

– И вашему, – невозмутимо ответил Анас. Он положил руку на сердце и указал на Али. – Разрешите нам с братом поговорить наедине?

– Разумеется, – засуетился имам. – Сколько вам будет угодно. Я позабочусь, чтобы вас никто не беспокоил. – Он поспешно вышел и закрыл за собой дверь.

Али еще немного выждал перед тем, как заговорить. Они остались одни. Не было слышно ни звука, кроме шума дождя во дворе.

– Ты популярен, – заметил он, несколько сконфуженный заискиванием имама.

Анас пожал плечами и оперся на ладони.

– Как знать, может, он убежал доносить Королевской гвардии.

Али похолодел. Шейх улыбнулся. Анасу Бхатту было за пятьдесят. Чистокровные джинны в этом возрасте считались практически юнцами, но Анас был шафитом, и его черную бороду уже тронула седина, а вокруг глаз расползлась сеточка морщин. В его венах должна была течь кровь джиннов, хотя бы капля, иначе его предки не смогли бы переступить границы Дэвабада, но Анас вполне мог сойти за обычного человека и не имел никаких магических способностей. Сегодня он был одет в просторную белую куртку и расшитый головной убор, а толстая кашемировая шаль укутывала его плечи.

– Я пошутил, принц, – добавил он, когда Али не улыбнулся в ответ. – Что-то не так, брат? Ты выглядишь так, словно ифрита увидал.

Уж лучше ифрит, чем мой отец. Али окинул взглядом темную мечеть, в глубине души ожидая увидеть шпионов по всем углам.

– Шейх, до меня снова доходят… определенные слухи о «Танзиме».

Анас вздохнул.

– Что же, по мнению дворца, мы сделали на этот раз?

– Хотели пронести пушку мимо Королевской гвардии.

– Пушку? – Анас посмотрел на него с недоумением. – И что мне делать с пушкой, брат? Я шафит. Я знаю закон. Я попаду в тюрьму даже за то, что у меня будет слишком длинный кухонный нож. А «Танзим» – благотворительная организация. Нам нужны еда и книги, а не оружие. – Он хмыкнул. – Откуда вам, чистокровным, вообще знать, как выглядит пушка? Когда последний раз кто-то из Цитадели посещал мир людей?

Это было справедливое замечание, но Али не сдавался.

– Уже не первый месяц поступают сообщения о том, что «Танзим» закупает оружие. Говорят, что митинги становятся агрессивнее и некоторые ваши сторонники даже призывают к убийству дэвов.

– Кто распускает эти лживые слухи? – возмутился Анас. – Этот безбожный Дэв, которого твой отец зовет старшим визирем?

– Не только Каве, – возразил Али. – Буквально на прошлой неделе мы арестовали шафита, который пырнул ножом двух чистокровных джиннов на Большом базаре.

– И в этом моя вина? – Анас всплеснул руками. – Мне что теперь, отвечать за действия каждого шафита в Дэвабаде? Ты знаешь, в каком отчаянном положении мы находимся, Ализейд. Радуйтесь, что еще не все из нас достигли точки кипения!

Али отпрянул.

– Ты оправдываешь такое поведение?

– Разумеется, нет, – ответил Анас раздраженно. – Не говори ерунды. Но когда наших девушек похищают средь бела дня и отдают в рабство, когда нашим мужчинам выкалывают глаза за то, что косо посмотрели на чистокровного… Разве не логично ожидать, что кто-то станет сопротивляться всеми доступными ему способами? – Он сурово посмотрел на Али. – В том, что обстановка так накалилась, виноват твой отец. Если бы шафитов закон защищал так же, как всех остальных, мы не стали бы вершить правосудие своими руками.

Это был заслуженный удар, но удар ниже пояса. И оправдания Анаса с пеной у рта не могли успокоить Али.

– Я с самого начала настаивал только на одном, шейх. Деньги должны идти на книги, еду, лекарства и прочее в этом роде… Но если твой народ вооружается против подданных моего отца, я не стану в этом участвовать. Я не хочу этого.

Густая бровь Анаса поползла на лоб.