Эти явно были не из их числа. Заметив Али, одна Дэва выпрямилась, нахально встретилась с ним взглядом и дерзко улыбнулась.

– Эй, малыш, тебе нравится? – спросила она на джиннском с акцентом. Она облизнулась, отчего у него замерло сердце, и кивнула на золотой воротник вокруг его шеи. – Кажется, я тебе по карману.

Анас встал между ними.

– Опусти глаза, брат, – упрекнул он беззлобно.

Али смутился и отвернулся. Ханно прыснул, а Али не смел поднять взгляд, пока их не привели в отдельный кабинет. Там обстановка была приличнее, чем в таверне. Пол устилали ковры с искусными изображениями фруктовых деревьев и танцовщиц, а под потолком висели хрустальные люстры.

Ханно усадил Али на одну из плюшевых подушек, разложенных вдоль стены.

– Держи язык за зубами, – предупредил он, устраиваясь рядом. – У меня много времени ушло, чтобы организовать эту встречу.

Анас остался стоять, покорно склонив голову, что было совсем на него не похоже.

Толстая войлочная штора посередине стены отдернулась, и за ней открылся длинный темный коридор, на выходе из которого стоял Дэв в алом плаще.

Ханно просиял.

– Привествую, сахиб! – пробасил он с агниваншийским акцентом. – Ты, должно быть, Тюран. Да будет гореть твой огонь вечно.

Тюран не улыбнулся и не благословил его в ответ.

– Ты опоздал.

Лицедей вопросительно выгнул брови.

– А торговля детьми нынче придерживается точного графика?

Али вздрогнул и хотел вмешаться, но Анас перехватил его взгляд и легонько покачал головой. Али промолчал.

Тюран с недовольным видом скрестил руки.

– Я могу найти и другого покупателя, если у тебя проснулась совесть.

– Что, и разочаровать мою супругу? – Ханно покачал головой. – Исключено. Она уже поставила мебель в детской.

Тюран перевел взгляд на Али.

– Кто это с тобой?

– Друзья, – объяснил Ханно и хлопнул по сабле у себя за поясом. – Или ты думал, что я буду разгуливать по сектору Дэвов с такими сумасшедшими деньжищами, какие ты просишь, и не возьму с собой охрану?

Тюран не сводил с Али ледяного взгляда. Тот был ни жив ни мертв. Что может быть хуже, думал Али, чем принцу аль-Кахтани быть узнанным в таверне Дэвов, где полно пьяниц с преступным прошлым и настоящим?

Впервые заговорил Анас.

– Он тянет время, хозяин, – сказал он. – Возможно, он уже продал мальчишку.

– А ты молчи, шафит, – процедил Тюран. – Тебе никто слова не давал.

– Довольно, – вмешался Ханно. – Но в самом деле, друг, при тебе мальчик или нет? Сам жаловался на мое опоздание, а теперь тратишь время, любуясь моим спутником.

Сверкнув глазами, Тюран скрылся за войлочной шторой.

Ханно закатил глаза.

– А потом Дэвы удивляются, почему их никто не любит.

Из-за шторы посыпалась гневная тирада на дивастийском, и в кабинет втолкнули маленькую чумазую девочку с большим медным подносом. Она, как и Анас, была похожа на человека. У нее была тусклая кожа, и одета она была в льняное платьице, совершенно неуместное для ночной температуры. Ее волосы были обриты, да так грубо, что на голом скальпе кое-где виднелись царапины. Глядя в пол, она подошла, ступая босыми ногами, и беззвучно поставила перед ними поднос с двумя чашками горячего абрикосового ликера. На вид ей было не больше десяти.

Али заметил синяки на запястьях девочки в то же время, что и Ханно, но лицедей вскочил на ноги первым.

– Я убью его, – прошипел он.

Девочка попятилась, но к ней подоспел Анас.

– Не бойся, малышка, он не хотел тебя напугать… Ханно, убери оружие, – приказал он, когда лицедей обнажил тальвар. – Только без глупостей.

Ханно зарычал, но спрятал саблю в ножны. Вернулся Тюран.

Дэв обвел взглядом эту картину и зло посмотрел на Анаса.

– Отойди от моей служанки.

Девочка забилась в дальний угол и спряталась за подносом.

В Али начала закипать злость. Он годами слушал рассказы Анаса о доле шафитов, но лицезреть это своими глазами, слышать, как обращаются с Анасом Дэвы, видеть синяки на перепуганном ребенке… Может, Али напрасно сомневался в его намерениях?

Тюран подошел. В руках он держал туго спеленутого младенца. Тот крепко спал. Ханно тут же протянул к нему руки.

Тюран осадил его.

– Деньги вперед.

Ханно кивнул Анасу, и шейх достал кошелек, который сегодня утром отдал ему Али. Из него на ковер посыпались деньги всевозможных валют: человеческие динары, тохаристанские нефритовые таблетки, куски соли и даже один небольшой рубин.

– Пересчитаешь сам, – отрезал Ханно. – А теперь покажи мне мальчика.

Тюран передал ему младенца. Али еле скрыл свое изумление. Он ожидал увидеть в пеленках шафита, но уши малыша были такими же острыми, как его собственные, и коричневая кожа сияла, как у чистокровного. Малыш выдохнул облачко дыма в знак протеста.

– Сойдет, – заверил Тюран. – Даю слово. Я дело свое знаю. Никто никогда не заподозрит, что он шафит.

Он шафит? В изумлении Али снова посмотрел на ребенка. Тюран был прав: ничто в нем не выдавало смешанную кровь.

– С родителями проблем не было? – спросил Ханно.

– С отцом не было. Он чистокровный Агниванши и просто потребовал денег. А мать была у него служанкой и сбежала, когда тот ее обрюхатил. Не сразу удалось выйти на ее след.

– Но она согласилась продать дитя?

Тюран пожал плечами:

– Она шафитка. Какая разница?

– Есть разница, если когда-нибудь она вздумает ставить мне палки в колеса.

– Грозилась обратиться в «Танзим», – фыркнул Тюран. – Но за этих нечистых радикалов беспокоиться нечего. Да и потом, шафиты плодятся как кролики. И года не пройдет, родит себе нового, а об этом и думать забудет.

Ханно ухмыльнулся, но улыбка не коснулась его глаз.

– Будет тебе новая коммерческая перспектива.

Он взглянул на Али.

– Ну, что скажешь? – спросил он многозначительно и наклонил спящего ребенка, чтобы посмотреть ему в лицо. – Сойдет мне за родного?

Али нахмурился, не вполне понимая вопрос. Он перевел взгляд с младенца на Ханно – но, разумеется, сейчас Ханно не был похож на себя. Он перекинулся. Перекинулся именно в Агниванши, и теперь Али стало ясно, как день, что это было сделано неспроста.

– Д-да, – выдавил он и тяжело сглотнул, чтобы не выдать волнения в голосе. – Запросто.

Но Ханно был чем-то недоволен.

– Допустим. Но он старше, чем мы договаривались. Это точно не стоит баснословной цены, которую ты заломил, – пожаловался он Тюрану. – Что же, моя жена родит сразу годовалого?