древней Меркабы[106]. Тот, кто удаляется от мира, постигает имя Бога, тот, кто желает обладать «жизнью», должен отвергнуть удовольствия тела (раздел 100), но нигде Бахир не даёт специфически аскетических наставлений того рода, который часто появляется в сочинениях Хехалот.

Как мы уже отметили, эта книга отличается поразительным отсутствием единства литературной формы, а также содержания. Однако, трудно с полной уверенностью разделить различные слои, смешанные в тексте. Тем не менее, возможно различить некоторые отрывки как части новейшего слоя или последней редакции. Так, толкование тоху вэ-боху в Быт. 1:2 в начале Бахир, можно с уверенностью сказать, позаимствовано из сочинений еврейского неоплатоника Авраама бар Хийя, который писал в третьем десятилетии XII столетия. Этот учёный, похоже, был первым, кто истолковал тоху как материю, а боху как форму, следуя этимологии, которая появляется и в Бахир[107]. Его сочинения попали в руки немецких хасидов уже в XII столетии, как я показал в другом месте[108] Автор, похоже, составил несколько работ в Провансе и потому его заимствование тоже могло произойти как в Провансе, так и в Германии. Очевидно, тот же автор был источником идеи (Бахир, раздел 10), что глагол бара означает только то, что создано из ничего, вроде hyle или тьмы; напротив, изначальный свет, обладающий формой, или, как выражается книга Бахир, реальностью (маммаш), связан с глаголом ясар[109]. Здесь Бахир, очевидно, также использует Йецира 2:6.

Обсуждение гласных, а также утверждение, что «гласные Торы в согласных сравнимы с душой жизни в теле человека», основаны на сочинениях грамматиков. Интересно отметить здесь, что в еврейской литературе вне Бахир это подобие появилось впервые в Кузари 4:3 Иехуды Халеви, хотя, в конечном счёте, восходит к неопифагорейской школе и грамматикам, зависящим от неё. Гласные здесь означают психическое, тогда как согласные означают гилетическое[110]. Кузари была переведена с оригинального арабского только в 1167 г. в Лунеле, в Провансе. Если можно доказать, что отрывок в Бахир происходит из этого источника, это будет свидетельство, что он относится к последнему слою; но мы не можем быть в этом уверены. Отрывок появляется в связи с утверждением рабби Рахмая о выражении «двенадцать колен Бога» в Пс. 122:4. Он следует за относительно длинным магическим текстом, посвящённым именам Бога и оказывается в связи с символизмом «источника», который тоже появляется в важных отрывках в других местах книги. Начав с концепции Бога как источника, который орошает всё остальное, текст толкует двенадцать колен в вышнем мире как каналы, через которые подаётся вода источника. Этот источник, возможно, имя Бога, которое по двенадцати каналам указывает на тринадцать атрибутов божественности, выведенных талмудической теологией из Исх. 34:6. Рассуждение об элементах языка появляется как продолжение этого раздела 82. Гласные имеют форму точек, то есть кругов; согласные, с другой стороны, это квадрат, форма которого присуща еврейскому письму. И потому как есть цепочка аналогий: Бог — душа — гласная — круг, так и соответствующие члены каждой пары должны быть сопоставлены таким образом: изначальные образы двенадцати племён — тела — согласные — квадрат. Трудно отделить одну последовательность символизма от другой. Если эти символы сами по себе древнее, то пара гласная-согласная, которая фигурирует среди них, тоже должна относиться к более древней традиции, гораздо старше книги Кузари. В этом случае продолжение параграфа, на первый взгляд загадочное, можно также истолковать логичным и последовательным образом. Текст гласит:

И гласная проходит по «каналам» согласных через аромат жертвоприношения, и она спускается оттуда, как часто говорится: запах — это то, что спускается к Богу. Ведь [первое] YHWH [из двух четырёхбуквенных божественных имён, упомянутых одно за другим в Исх. 34:6] спускается ко [второму] YHWH. И в этом смысл Писания [Втор. 6:4]: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть».

Таким образом, здесь символизм переносится на магию жертвоприношения. Через аромат жертвоприношения поток жизни входит из души, то есть источника, в атрибуты, то есть колена, согласные тел. Посредством священной магии он привлекается в них через двенадцать каналов, представленных в разделе 82 в форме сравнения. И этому мистическому событию в час жертвоприношения, во время молитвы, которая его заменяет, соответствует «слияние» имени Бога в формуле Шма Исраэль.

Этого примера должно быть достаточно, чтобы показать, как трудно разделить различные слои. Тем не менее, внимательный читатель не может не признать существование такого слоя. Повсюду порядок (или беспорядок), в котором различные тексты накладываются друг на друга или связываются посредством ассоциации, показывает, что мы имеем дело с составной работой. В этом отношении первый и последний параграфы книги типичны; оба служат как обрамление, так сказать, для подлинно мистического материала. Раздел 1, своего рода вступление, возможно, попал на страницы, по которым редактировали Бахир, из древнего мидрашистско-го источника; последний параграф (141) взят буквально дословно, за некоторыми опущениями, из Пирке Рабби Элиэзер, позднего мидраша VIII века. В этом отрывке не хватает именно символической ноты, которой отличается весь предшествующий текст. Буквальные заимствования похожей длины не встречаются нигде больше в Бахир, и причины, по которым этот конкретный отрывок оказался в конце книги, остаются необъяснимыми. В нём рассказывается история об искушении змеем и Падении, но без мистических отзвуков, которые слышатся в других местах всякий раз, когда упоминаются темы рая, зла и отношений между мужским и женским элементами.

Составной характер книги, который навязывается читателю, хорошо согласуется с существованием множества отрывков, в отношении которых абсолютно невозможно объяснить, как они могли быть написаны уже в XII столетии[111]. Более тщательный и детальный анализ, вероятно, должен позволить нам пролить некоторый свет на подлинную природу этих текстов. Ведь само существование таких фрагментов сталкивает нас с реальной проблемой, которую ставит эта книга. Бахир нельзя сравнивать ни с какой-то другой мидрашистской работой, ни с любыми другими каббалистическими сочинениями, которые были составлены впоследствии. Она, так сказать, стоит на перекрёстке. Что это за пересечение? Откуда приходят дороги и куда они ведут? Какой новый и особый элемент придаёт Бахир важность?

Ответ мне кажется ясным. Этот новый элемент доступен для анализа как два взаимосвязанных аспекта единой сущности. Здесь у нас есть новая концепция божества, выдающая гностические компоненты, которые почти повсюду входят в структуру работы и определяют её религиозный облик. Бог книги Бахир неизвестен нам ни по каким другим источникам еврейской мысли до