двумя именами Бога, которые еврейское эзотерическое учение уже развило в талмудический период, а Бахир часто обсуждает, начиная с раздела 63 (прежде всего, в разделах 76—79).

Раздел 64 оставляет впечатление очень древнего текста, который пока не имел прямого контакта с мистическим символизмом, развитым в большинстве частей Бахир. «Сердце» ещё упоминается в старом смысле правителя человеческого организма (как в книге Йецира), а не как мистический символ. Но в разделе 67, который поднимает и продолжает идеи и особенно терминологию раздела 64, мы внезапно сталкиваемся с мистическими символами, хотя, без сомнения, должны предполагать лакуну между этими параграфами. Сердце подпитывают семьдесят два смотрителя и архонта, а оно питает их в ответ. Однако, в то же время, оно толкуется как символическое понятие, означающее сферу, названную «сердце», в которой содержатся «тридцать два чудесных пути Софии», соответствующих численному значению еврейского слова леб, сердце. Здесь мы оказываемся прямо посреди каббалистического символизма, к которому ещё вернёмся.

Символизм сердца космоса выдаёт близкую параллель хорошо известной идее, развитой довольно независимо Иехудой Халеви в его Кузари 2:36—44. Согласно Халеви, все народы составляют организм, в котором Израиль — это сердце, и потому должны выполнять особые обязанности и функции в процессе истории. Похоже, что во время окончательной редакции Бахир в Провансе Кузари, которая была переведена здесь на иврит в 1167 г., уже была доступна редакторам; этот образ, очевидно, так им понравился, что они сочетали его со своим гностическим символизмом. Концепция целостности исторического процесса сливается с теософской взаимосвязанностью космоса. Израиль — это ствол или сердце древа, плоды которого — это отдельные души. Однако, метафора несколько размыта, поскольку сердце и плод смешиваются друг с другом. Сердце объясняется как «драгоценный плод тела», который затем связывается с ритуальным символизмом букета на празднике кущей, когда Израиль берёт «себе ветви красивых дерев» (Лев. 23:40). Параллелизм между стволом древа[135] и позвоночным столбом человека, самой важнейшей частью тела, имеет центральное значение для этого символизма. Вышеупомянутые семьдесят две силы теперь появляются как архонты и «святые формы», помещённые надо всеми народами, тогда как «святой Израиль»[136]  занимает место ствола древа и его сердца. Народы — это очевидно вторичные ветви, которые отходят от двенадцати главных ветвей, а последние как-то связаны с двенадцатью коленами Израиля. Это очень напоминает применение идеи Иегуды Халеви к древнему изображению космического древа и его ствола, теперь сочетающихся с изначально отдельной и совершенно несвязанной идеей сердца, позаимствованной из Книги Творения. Здесь архонты народов — это ещё «святые формы», то есть ангелы в полном соответствии с еврейской традицией.[137] Такие формы также пребывают стражами дороги, ведущей к древу жизни по тридцати двум чудесным путям Софии, которые сами размещены выше мира ангелов, но защищены и хранимы ими. Эта связь между святыми формами и символизмом древа повторяется позже в важном отрывке в разделе 78. Жертвоприношение, на иврите корбан, толкуется как «приближение» в соответствии со смыслом еврейского корня[138], «потому что оно приводит святые формы так близко друг к другу, что они становятся [так автор понимает Иез. 37:17] единым древом. Древо потому считается областью могуществ Бога, сферой, простирающейся под Богом, который понимается глубоко личностно и независимо от могуществ. Из этого анализа следует, что символизм древа развивался по-разному в различных слоях Бахир.

Этот символизм древа подчёркивает элемент, ставший важнейшим в каббалистическом учении о мистическом призвании евреев. Древо не только поддерживается и орошается источником; его цветение, рост и благополучие, его жизненная сила или, наоборот, слабость зависят от деяний Израиля. Особый акцент, придающийся этому объяснению космической важности деяний Израиля, а также диалектика, которую такое изображение предполагает применительно к «чистоте» представления о Боге, выделяются уже в этих текстах, проявляясь с ещё большей интенсивностью в сочинениях поздних каббалистов. Между Богом-Творцом и человеком есть промежуточная зона, которая не просто принадлежит к тварной стороне, но и её отношения с Богом, который, в конце концов, «насадил» это древо, не определены точно. В символах и образах, смысл которых остаётся неточным, сформулирована мысль, уже присутствующая в древней агадической литературе, а именно, несколько сомнительная теологическая идея, что «праведник увеличивает силу Всемогущества [гебура, божественная dynamis]»[139]. В каббалистических источниках появляется новая мифическая образность, с которой представлено это влияние: влияние «святого Израиля» на высшие сферы осуществляется через выполнение обрядов, элементы которых находятся в мистических отношениях с эонами или сефирот древа божественных сил. В этом-то причина наличия разнообразного ритуального символизма в Бахир, а также объяснения конкретных заповедей Торы.

Идея о «притоке свыше и притоке снизу», как выражались позже испанские каббалисты, особенно Зогар, потому может быть найдена уже в Бахир. Приток свыше, насколько я могу судить, всегда представлен здесь в связи с символизмом Софии как источника космического древа. Многие отрывки, связанные с символизмом источника — что характерно, почти исключительно в притчах — могут быть без труда связаны с Софией[140]. Только в последней трети книги символизм источника, то есть Софии, применяется к «каналу», через который вода этого источника доставляется к другим сферам. Канал, очевидно, следует понимать как последний эон в структуре этих могуществ, находящийся в особой связи с Софией[141].

3. Другие гностические элементы: могущества Бога — Миддот — гностическое перетолкование талмудических высказываний — двойная София и символизм Софии как Дочери и Невесты

Именно на этих силах, раздельно или вместе, прежде всего концентрируется книга Бахир. Большая часть книги посвящена изучению упоминаний этих «сил Бога», которые мы вполне можем отождествлять с эонами в плероме, в библейских стихах, а также в других символических выражениях, включая понятия из Библии, мистицизм языка и идеи Агады, вместе составляющие практически неистощимый запас символов для этой цели. И здесь тоже символы и понятия древних гностиков часто появляются вновь, либо из-за действительных исторических связей или в результате аналогичных методов экзегезы, хотя, без сомнения, такая экзегеза, должно быть, получила некий импульс из переданного материала, даже если впоследствии пошла своим путём. Более того, большая часть книги состоит из мистических вариаций на мотивы книги Иецира. На самом деле, термин «сефирот» Бахир подхватила из этой работы, хотя он больше не понимается в смысле идеальных чисел, которые содержат в себе все силы творения, как это было у автора Йецира. Сефирот теперь означают эоны, силы