К слову сказать, сегодня, в какой-то мере торжественный день. Впервые я играю не для себя, а для кого-то.

Конечно не «Арена-парк». Да и не Уппсала. Но Белк тщательно готовится слушать. Развесил уши и потихоньку ковыряет во рту зубочисткой.

Какое уж тут занятие, – думаю я, – не попасть бы впросак… Пожалуй, каркну как в тот раз, да и пожалуй хватит для этого Белка.

Пробую. Но такого эффекта, как в прошлый раз, и вовсе не получается.

То ли не научился тогда, то ли разучился после встречи с Телониусом Белком.

Это полный провал. Хуже чем играть для Горжетки. Тужусь… но ничего, ровным счётом ничего не выходит. Губы не раздвигаются в щель требуемой конфигурации. Не каркается, одним словом.

– Давай попробуем играть примерно так, как ты рыбу ешь, – подначивает меня Белк.

Он ничуть не озадачен тем, что я не умею играть. Как будто сам ожидал чего-то подобного.

– А откуда тебе знать, как я ем рыбу – смущённо удивляюсь я, приноравливая трость ближе к кончику мундшутка. Иногда такое ухищрение помогает. Иногда наоборот. Но чаще всего у меня это просто нервное, как у Мопси…

– Да не знаю я ничего – отмахивается от меня еловой палочкой Телониус Белк. – Так, ветром принесло… Но ты, всё же, рот пошире открывай и мундштук свой поглубже заглатывай.

Я тут же представляю себе огромную рыбу. И открываю рот, собираясь её съесть. Но когда уже подношу рыбу ко рту, то сразу забываю что дышать нужно не лёгкими, а чем-то другим. Все называют это диафрагмой, а я не люблю, чувствую, что в слове притаилось что-то неуклюжее. И напрягать её лишний раз не люблю. Кажется ,что уйдет какой-то полёт, который, впрочем во мне и не ночевал ни разу, а неуклюжесть вылезет. Дышу носом, ушами и всем, чем не попадя. Только бы не раздулся живот. А ведь именно им надо дышать – так, чтобы живот раздувался. Так говорят все, кто играет на саксфоне профессионально.

Белк опускает в рот рыбу и, не напрягаясь, выстреливает несъеденной костью.

Я нахмуриваюсь, отправляюсь за ней с мешком для мусора, но в радиусе её полёта ничего не нахожу. Рыбья кость словно испарилась в воздухе.

Наконец, в Тууликаалио декабрь пришёл.

Не такой суровый, как по прогнозу, но моя финская белка, без пяти минут воображаемый зверь Телониус Белк вдруг заболел.

А теперь добавлю, чтобы никто не услышал.…Согласившись на то, что белк заболел, я просто поддерживаю его как могу. Уж я догадываюсь, что на самом деле, он не заболел, а просто обожрался мёрзлой малины. И никаких шансов на то, что поправитс,я нет. Да, абсолютно никаких. Если ему хочется считать себя больным без единого шанса – пожалуйста.

Может и есть небольшой шанс на выздоровление, но выдержать курс лечения заболевшей белки способны далеко не все. Даже если при этом, заболевшая белка находится в изолированной комнате.

Изолированная в комнате белка кашляет, прислонившись лбом к окну – специально для того, чтобы вышло погромче. Стёкла дребезжат так, как будто по улице проезжает трамвай, но никакого трамвая за окном, разумеется, нет. В Тууликаалио трудно представить себе жизнь с уютным электрическим фонарём под окном, а трамвай и вовсе кажется излишним даром цивилизации. Пусть где-то вдалеке ездят запорошенные первым снегом автобусы. Но от их бензина никогда не бывает тепло. Да и сами автобусы неуютные, как сугробы на колёсах. И водят эти автобусы такие же неуютные, хотя и тщательно выбритые дядьки в форме, напоминающую старую советскую школьную…

Двери в таких автобусах открываются нежным переливом говорящего электронного табло над водителем. «Следующая остановка «Иматранкооски». Но это вовсе не тот «цзынь-бзынь» издаваемый окнами под аккомпанемент дребезжащего трамвая на улице. Почему не тот – меня не спрашивайте. Всё электронное для меня недостаточно музыкально.

Но вот Белк кашляет, уткнувшись лбом в стекло и делает это довольно похоже на звук, которым дребезжал петербуржский трамвай по утрам. Теплота. Наверное, это единственное, чего мне здесь в Тууликаалио не хватает.

Стекло продолжает слегка дребезжать. А Белк – изображать, что ему слегка нездоровится.

– Чёрт побери! – кричу я и стучу обоими кулаками по стенке. Ведь именно потому, что Белк изолировал себя в отдельной комнате, лишив к себе доступа на весь вчерашний и сегодняшний день – никакой мочи выдерживать этот идиотский курс лечения у меня не осталось!

Подлинной изоляции в этом финском быту, купленном Ботинком за фунт изюма, для жизни с белкой не предусмотрено. Сверху меня неволит кудрявая бабушка. А снизу к моим звукам подозрительно прислушивается мотоциклист, а также другие соседи.

Не то, чтобы это выводит меня из себя. Даже наоборот – нравится.

Но изоляция нужна не только мне одному. Вернувшийся из погибающего под снегом малинника Белк заперся на кухне, завалив дверной проём всем, что попалось под хвост. Это значит, что с утра мне приходится терпеть неудобства особого рода. Ведь это самая настоящая осада. Белк не желает открывать и считает, что я виноват. Мне всё равно. Лишь бы не умолкал воображаемый трамвай за немытым окошком. Виноватым в этом считайте кого угодно. Мерзлую малину, утренний туман, первый снег за окном.… Вот только пусть сегодня виноватым буду не я! Я и так страдаю больше всех. Что вы смеётесь? Вы когда нибудь проводили зимний день в Финляндии с забарикадировавшейся в кухне белкой?

Первый, по-настоящему зимний день хорошо проводить, устроившись где-нибудь перед камином в кресле, поглаживая уютного пса. Ворчливо поднимать ноги, вежливо укоряя того, кто пришёл повозить под ними щёткой или пропылесосить. Пить чай или читать газеты с кроссвордами.

Чай мой закончился давно. В газетах я ничего не могу прочитать, кроме, пожалуй, номера или даты. Про кроссворды даже не заикаюсь. В принципе, я здесь чужой. Поэтому мой первый зимний день начинается с дребезжания оконного стекла, прогибающегося под напором толстой капризной белки. И это ещё не всё. Если Телониус Белк не выздоровеет – не сомневаюсь, что из вредности он может пойти на такое – то теперь каждый зимний день у меня будет таким. А, может быть, даже весенний.

Эта белка постоянно что-нибудь рушит, а дотянуться и дать ей пинка никакой возможности нет. Крики она игнорирует, взяв новую моду – перестукиваться со мной через стенку. Да ещё и делает это с таким видом, будто иначе нельзя… Стук в стену и дребезжание окна. Соседи, наверное, думают, что в этой квартире завелась барабашка…

Да, я опять встал не с той ноги и нервничаю. Вдобавок я никак не могу переключить мелодию на мобильнике. Старую, там где играет Долфи, терпеть в своём телефоне больше не хочу. И, уж точно, не собираюсь под неё просыпаться.

Этот Эрик Долфи сказал мне не компостировать мозги? Да. С этого чёртового Долфи всё и началось.

По моим многочисленным жалобам, вы наверное думаете, что я наконец-то затеял вести дневник. И, небось, считаете, что каждое утро советуюсь с дневником, что мне делать дальше. Нет. Даже и в мыслях такой ерунды не держу. К тому же, дневник вести мне совершенно некогда. Событий в моей жизни сейчас происходит – выше крыши. И ясное дело, отмечаю я далеко не каждое случившееся со мной событие.