— Эй, ты чего? — Каратаев предостерегающе качнул головой.

Оружия у него не было, но с ним все равно лучше не связываться. Он занимался джиу-джитсу и боевым самбо.

— Что, страшно стало? — спросил Эдик.

— Откуда я знаю, что у тебя на уме?

— Сейчас зашибу, и узнаешь!

— Ты идиот или придуриваешься?

— Чего?.. — Верстаев так повел плечами, что с них слетела куртка.

Он остался в тельняшке и шортах.

— Тебя обвиняют в нападении на женщину. Ее ударили по голове молотком.

— Меня обвиняют?!

— Что у тебя в руке?

Эдик глянул на молоток и повел рукой так, как будто собирался отбросить его в сторону. Но в самый последний момент он сдержал себя, не разжал руку.

— Кого я там ударил?

— Диана должна была тебе позвонить, сказать.

— А почему тогда не позвонила?

— Ты лучше спроси, в чем тебя обвиняют.

— Так я ж кого-то там ударил! — Верстаев презрительно хмыкнул.

— Ты думаешь, это смешно?

— Что ты там про Диану говорил?

— Диана разводится с мужем.

— Да? — Эдик хищно сощурился. — А тебе какое до этого дело?

Он вел себя как пьяный дебошир, которому нужен был повод для драки. Градус в нем играл основательно, перегаром разило — спичку ко рту не подноси.

Теперь Игнат понимал, почему Олег Данилович поспешил исчезнуть. Эдик, по его словам, парень, в принципе, нормальный. Но сейчас был как раз такой случай, когда на него нашло.

— Так, давай ты успокоишься, положишь молоток. — Игнат вытянул руки, отгораживаясь от Эдика.

Но он не отступил, напротив, пошел на сближение с вероятным противником. Нельзя было давать ему возможность размахнуться и метнуть молоток как томагавк. Если вдруг Эдик поднимет руку, Игнат тут же заблокирует ее и проведет прием.

— Тебе какое дело до Дианы? — спросил Верстаев, отставил ногу, поднял голову.

Парень уже не думал о молотке. Похоже, он собирался ударить Игната головой. Лоб у него крепкий, шея мощная.

— Я частный детектив, расследую покушение на гражданку Калинину. В этом подозреваешься ты!

Игнат пытался взять Эдика за живое, озадачить и этим усмирить, но парень уже закусил удила.

— Ты меня подозреваешь?

— Нет, следователь.

Верстаев ударил-таки головой. Игнат отскочил назад и в сторону. Когда Эдик протаранил макушкой пустоту и стал терять равновесие, Каратаев схватил его за руку и провел подсечку.

Верстаев падал, а Игнат держал его за руку и заламывал ее за спину, не сгибая.

Эдик упал на живот и взвыл от боли.

— Ты мне руку сломал, падла!

Игнат схватил его за вторую руку, в которой тот держал молоток, и тоже завел ее за спину. Наручников у него не было, но в кармане на всякий случай лежал маленький моточек скотча для канцелярских работ. Лента тонкая, но если ее намотать густо, то не разорвешь.

Эдик задергался, пытаясь вырваться, но Игнат держал его цепко, на болевом приеме.

— Давай поговорим! — Наконец-то в словах Верстаева прорезался здравый смысл.

— Почему бы и не поговорить? — Игнат стянул ему руки и склонился над молотком, который лежал на земле.

В руки он его взять не рискнул. Вдруг это и есть орудие преступления?

Каратаев достал из кармана носовой платок, взял молоток, поднес его к лампочке, висевшей над крыльцом.

— Ну ты и придурок! — не веря своим глазам, протянул он.

На тупой стороне бойка явственно угадывалась засохшая кровь. На нее налипли кусочки грязи. Более того, Игнат заметил там и волосок. Он видел Калинину только с повязкой на голове, не знал, какого цвета ее волосы. Но будет экспертиза, сравнительный анализ.

— Ты сам во всем виноват! — отозвался Верстаев.

— В чем именно?

— Нельзя меня ночью будить. Особенно если я под газом!

— А под газом чего?

— Захотелось вмазать. А что, нельзя?

— Почему же нельзя? Если совесть залить, то можно. Даже нужно. Или это просто сожаление? Калинину не смог убить, да?

— Какую Калинину?

— А чья кровь у тебя на молотке?

— На каком молотке?

— А с которым ты на меня бросался.

— Да не бросался я, — буркнул Верстаев. — Попугать хотел.

— Знаешь, где попугаев держат? Правильно, в клетке. Думаю, лет на десять сядешь.

— Это не мой молоток.

— Да, конечно!

— Я его нашел.

— Ты без молотка выходил.

— Так во дворе я его и нашел! Калитку закрываю, смотрю, лежит. Вернее, стоит. Бойком вниз, ручкой вверх.

— Будет тебе ручка вниз, — заявил Игнат.

Он завернул молоток в носовой платок и заметил умывальник на доске, прибитой к дереву.

Оно стояло шагах в десяти от крыльца. В свете лампы, отдаленной от него, можно было разглядеть прямоугольное пятно, куда более темное, чем доска. К этому месту что-то недавно было приделано. Возможно, зеркало.

— А зеркало с умывальника куда делось?

— Не знаю.

Верстаев лежал на животе, не поднимал головы, чтобы глянуть на умывальник, не мог видеть зеркало, верней, отсутствие такового. Значит, он знал, что его там нет.

— А оно делось, да?

— Умыться хотел, смотрю, а его нет. Может, оторвалось, не знаю. А что?

— Если оторвалось, его что, ветром унесло?

— Может, лежит где-то в траве. Я давно уже ее не косил.

— В деле твое зеркало лежит.

— В каком еще деле?

— В уголовном. Ты когда преступление готовил, зеркало к стене приклеил, чтобы за Калининой наблюдать.

— К какой стене?

— Ты знаешь, к какой.

— Бред какой-то!

— Диана тоже бред?

— Я не про Диану говорил! — встрепенулся Верстаев.

— Это уже твое право, сдавать ее или нет.

— В каком смысле сдавать?

— Диана разводится с мужем и получает все его состояние. Ты знаешь это?

— Знаю, что она с мужем поругалась.

— Откуда знаешь?

— А почему она дома живет?

— Она должна получить по разводу все. Калинина могла сказать слово, из-за которого Диане не достанется ничего. Поэтому ты Калинину и зашиб.