Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джеймс не ответил, просто ускорил шаг. Они завернули за угол. На тротуаре столпились шахтеры. Их взгляды были устремлены на другую сторону улицы, где находился Дом собраний. Двое из них отошли в сторону и, закурив сигареты, прислонились к стене террасы одного из домов.
Дом собраний гудел, как улей. Оттуда доносились удары, постукивания и треск. Снаружи послышался звук, похожий на скрип мела, когда им пишут на доске. Это какой-то человек сметал в одну кучу разбитое оконное стекло. Другой лопатой грузил стекло на тележку. Рядом с Брайди кто-то сказал:
– Ну да, если красные накинулись на них с кулаками, что должны были делать черные? Само собой разумеется, они должны были защищаться, приятель. Если кто-то явится ко мне с арматурой, получит кулаком по морде, вот и все.
Еще один человек перешел через дорогу с левой стороны и, стуча сапогами, двинулся по тротуару в их сторону. Он протолкнулся мимо Брайди. Кепку он надвинул на самые глаза, изо рта у него свисала сигарета. Он втиснулся между теми, кто стоял впереди, со словами:
– Заткнись, Сэмми. Ну да, я бы наподдал этим мерзавцам за то, что разжигают распри, как они тут делали несколько дней назад. Это наш город, здесь наша шахта, а они явились бог знает откуда, разбрасывают листовки, разводят треп в пабах. Ублюдки! Послали бы еще им приглашения, потом разорвали в клочья. Думай головой, приятель.
– Громила Джим дело говорит, Сэмми, – произнес кто-то из стоявших возле стены.
Шахтеры невесело рассмеялись. Сэмми сдвинул кепку на затылок.
– Ты так говоришь, что…
– Ну да, говорю, черт возьми, – пробормотал Громила Джим и, уже повысив голос, чтобы перекричать стук и звон стекла, кусочками выпадавшего из оконной рамы, добавил: – Тут полно шахтеров связались с этой сворой, забыв про свои корни. Правые фашистские свиньи, вот они кто, и нечего тут говорить. Лучше раскиньте мозгами да думайте вперед, а не то эти подонки вышибут их вам и размажут по тротуару, а потом все подметут, после того как покончат со стеклом.
Он протолкнулся сквозь толпу. Люди повернули головы ему вслед. Кто-то сказал:
– Он прав, чего там.
Другой затоптал окурок и носком кованого сапога сбросил его в сточный желоб.
– Умолкни, Боб. Нам нужно, чтобы кто-то взял собственников на себя, а у этих, похоже, есть кое-какие мысли на этот счет.
Джеймс бросил взгляд на Брайди. Он напряженно прислушивался, точно так же, как она. Мимо прошли две женщины, одна из них толкала перед собой коляску с плачущим ребенком. А может быть, думала Брайди, этот ребенок понимает больше, чем кажется, и ему не нравится, как вокруг все бьют и крушат, он против людей, толкающих мир «вправо».
Один из стоявших возле стены, тот самый, который уже высказывался, выкрикнул:
– О чем вы тут толкуете? Разве о нас не заботятся на шахте Марта и в Истоне? Поговаривают, что будет организовано партнерство, как это сделали в отеле Холл. Я что, должен разжевать это для тебя, Сэмми, и для тебя тоже, Тед, что рабочие получат акции, или что-то в этом роде, и будут получать часть прибыли. Какого черта вам еще нужно? Фанфар не хватает? Мы тогда будем собственниками, черт побери, и не нужно будет ни бить стекла, ни разбивать головы.
Разговор снова прервался, на этот раз из-за прибежавшей стайки детишек. Они толкали друг друга локтями и кричали:
– Сначала леденец.
Мужчины разделились и снова сомкнулись. Как Красное море, подумала Брайди. Но Сэмми стоял на своем.
– Ага, но только это все может быть пустое ля-ля.
Джеймс схватил ее за руку и мотнул головой в сторону магазина.
– Вон он, внутри.
Тим в черной рубашке разговаривал с кем-то, тоже одетым в такую же форму. Человек хлопал Тима по спине, и они, смеясь, обменялись рукопожатием. Почему, если их Дом собраний был в таком состоянии?
Брайди и Джеймс стояли, не обращая внимания на толкающихся вокруг людей, и не сводили глаз со своего кузена. Брайди хотелось броситься через дорогу и утащить его в Истон, вернуть его обратно. Джеймс пробормотал:
– Не верю своим глазам. Он здесь, по виду самый настоящий фашист…
Он повернулся к Брайди. На его побледневшем лице отчетливо читалось страдание.
– То есть это действительно так, Брайди. Мне нужно было увидеть это своими глазами.
Какое-то время они молча стояли и смотрели. Люди на тротуаре продолжали спорить, вокруг все так же носились дети. Держась за руки, они побрели обратно по Уортон-стрит. Подростки все так же играли в футбол. Один из них ударом ноги отправил мяч Джеймсу.
– Подкиньте нам мяч, мистер.
Джеймс пнул ногой по мячу, едва глядя на него. Они пошли к автобусной остановке, не разжимая рук, не в состоянии разговаривать, но каждый шаг ударом отдавался у Брайди в голове. Сын шахтера, его семья верила в социализм. Как мог он надеть форму, которая означала то, что никто из них не мог принять?
– Как он мог? – проговорила Брайди.
– Мог, потому что может, – спокойно ответил Джеймс. Никогда еще он не видел ее в такой ярости. Но ярость ли это? Может быть, тут что-то другое.
Он сжал ей руку.
– Он хозяин самому себе, наверно, сын своей матери, и к нам больше не имеет отношения.
Голос Джеймса дрогнул. Брайди смотрела куда-то вперед. Служба, должно быть, уже закончилась, потому что на ступенях церкви толпились женщины. Некоторые из них, одетые во все самое лучшее, шли в их сторону. Были и те, кто торопился. Ее отец говорил, что викарий, пастор или епископ должен точно рассчитывать время: двери церкви закрываются, двери пабов открываются.
Она подняла глаза. В голубом небе плавали белые облачка. Все было так же, как утром, когда они проснулись, но теперь все изменилось.
В автобусе в Истон Джеймс сидел рядом с Брайди.
– Нам нужно подумать, потому что мы должны организовать протесты, и к нему это не будет иметь никакого отношения. Мы в любом случае это сделаем.
– Да, – ответила она, но на самом деле оба не знали, что собираются делать. Это были пустые слова.
Они вышли на остановке Истон Кооп, там, где автобус заворачивал, чтобы ехать обратно в Хоутон, и побрели дальше по дорожкам. Они смотрели, как кружатся жаворонки, как зреют колосья пшеницы и толстеют ягнята. Они повернули к ручью, ускорив шаг, потому что уже были «дома». Но когда они подошли, ощущение дома исчезло, потому что их раньше всегда было трое.
– Я чувствую себя таким бесполезным, – сказал Джеймс, – потому что не могу изменить то, что произошло.
Они вернулись на дорогу и пошли по мосту. Мальчишки, нагнувшись к воде, пытались ловить пескарей консервными банками. Брайди и Джеймс отдали им свои бутерброды.
– У-у, Брайди, классная штука, настоящий сыр, – Джонни Ирншоу приподнял хлеб и показал своим товарищам, что внутри. – Ты скажи маме или миссис Мур, что это куда вкуснее, чем хлеб с топленым жиром каждый день.