Внезапно Клаус сжал мою руку.

– Вы попали в точку. Оба мои сына собираются поступить на службу во флот. Это должно быть предупреждение.

– Не могу сказать, – ответила я, опасаясь, что случайно слишком близко подошла к сути послания. – Но мне пора присоединиться к подруге. Надеюсь, что вы оба с удовольствием проведете оставшееся время в Лондоне.

Я протянула руку для рукопожатия, но Клаус поцеловал ее. Я порадовалась, что мода требовала носить перчатки. Этот барон становился уж слишком фамильярным. Бертрам сказал бы, что он «проявляет излишнюю теплоту» ко мне. Я убрала руку, кивнула помощнику, отчего он, несомненно, невзлюбил меня еще больше, и пошла к Риченде.

– Уходим отсюда, – сказала я ей. – Похоже, что я заинтересовала барона!

Риченда посмотрела на меня полными слез глазами.

– Ты слышала, как мадам Аркана сказала, что Ричард изменился?

Я в непонимании уставилась на нее.

– Разве ты не поняла, что последнее сообщение предназначалось мне? Мои молитвы были услышаны. Мой брат-близнец исправился!

Я не нашла слов, чтобы ответить на поразительное заявление Риченды. Я достаточно хорошо ее знаю. Если она решила что-то, переубедить ее невозможно. У меня не было шансов доказать ей, что голос принадлежал моему отцу, и он говорил про совсем другого джентльмена. Она услышала то, что хотела услышать, и приняла это как факт. Я подтолкнула ее в том направлении, где надеялась найти Бертрама. Мне потребуется его помощь, чтобы со всем этим разобраться.

Но только мы направились в сторону секции, где выставлялись всякие механические приспособления, как увидели бегущего к нам Бертрама. Он раскраснелся и бормотал извинения, проталкиваясь сквозь толпу посетителей выставки, что было для него совсем нетипично. Наконец он оказался прямо перед нами. Дышал так тяжело, что ему было трудно говорить.

– Боже праведный, Бертрам! – воскликнула Риченда. – Ты пыхтишь как паровоз. Какой экспонат привел тебя в такое возбуждение? Немцы нашли чудесный способ осушать болотистые земли?

Она усмехнулась, при этом ее совершенно не беспокоило состояние младшего брата. Я же, с другой стороны, зная о том, что у Бертрама больное сердце, попыталась отвести его к ближайшему стулу. Я ценила его гораздо больше, чем его зацикленная на себе сестра. Он отказывался куда-то идти, вместо этого немного наклонился вперед, чтобы восстановить дыхание. Я склонилась рядом с ним, пытаясь понять, что же он говорит.

– Эми? – переспросила я, послушав его пыхтение. Он энергично закивал.

– О нет! – воскликнула Риченда. – Что с ней? Она ушиблась?

Бертрам покачал головой.

– Ради всего святого, встань нормально, Бертрам, и расскажи, что происходит, – потребовала Риченда.

Бертрам сделал все, что мог, чтобы угодить сестре.

– Дерево, – только и смог выдохнуть он.

– Он сказал «дерево»? – уточнила у меня Риченда. – Наверное, он сошел с ума. Мне жаль тебя, Эфимия.

Бертрам уверенно покачал головой, затем поморщился и позеленел.

– Нет, здесь в павильоне есть деревья, – сообщила я. – Я читала об этом перед тем, как мы сюда поехали.

– Невероятно! – воскликнула Риченда, все еще не улавливая суть.

– Риченда, Эми умеет забираться на деревья? – спросила я.

Выражение лица Риченды сообщило мне, что до нее наконец дошло. Оно сказало все, что мне требовалось.

– Где? – спросила я у Бертрама. Он показал пальцем.

– Присмотри за ним, – велела я Риченде, приподняла юбки, почти до лодыжек, и побежала в указанном направлении.

– Но я ее мать, – услышала я крик Риченды у себя за спиной.

Однако диета, по большей части состоящая из тортиков и пирожных, приводит к вполне определенным последствиям, и она очень быстро отстала. Я очень надеялась, что у Бертрама хватит ума постоять и прийти в себя, а не мчаться за нами. Очевидно, Эми не стала его слушаться или просто не может сама слезть с дерева. Я думала, что она послушается меня. Я знала, что ей скажу, и эти слова звучали у меня в голове, будто произносимые голосом моей матери.

Я завернула за угол, на одну из самых широких площадок в павильоне, и увидела дерево, возвышавшееся над головами небольшой толпы. Среди зеленой листвы выделялись ярко-рыжие локоны Эми. Она сидела верхом на ветке. То и дело она опускала руку в карман, что-то из него доставала, клала себе в рот, вынимала изо рта и бросала вниз. Я не могла рассмотреть, что это, из-за расстояния между нами.

– Простите. Пропустите меня, пожалуйста, – повторила я добрую дюжину раз, а то и больше, пробираясь к дереву. Там я нашла Рори.

– Я не могу заставить эту девчонку меня слушаться, Эфимия, – сказал он. В это мгновение на его голову сверху полетел еще один маленький снаряд. Он поймал его и показал мне. – Обсосанные леденцы. Этот невоспитанный ребенок ведет себя отвратительно!

– Как ты думаешь, она сама может спуститься? – спросила я. – Или мне нужно поискать кого-то из сотрудников и попросить лестницу?

– Если судить по тому, как она туда забралась, то, думаю, если захочет, спустится без проблем, – ответил Рори. – Взлетела как белка, за которой гонится кошка. – Рори снова посмотрел на нее. – Эми Мюллер, прекращай это и немедленно спускайся! Сию же минуту!

За нашими спинами уже собралась внушительная толпа, чтобы посмотреть на это представление. При этом я слышала комментарии: «Конечно, она немка» и «Ни одна английская девочка никогда не станет так себя вести». Были и другие возгласы: «Бесенок!», «Пацанка!» и «Настоящая обезьяна!». Но меня больше всего беспокоили высказывания насчет национальности. Фицрой старается сделать все, что только возможно, для улучшения взаимоотношений между Германией и Британской империей, а тут Эми выкидывает номер, который может все испортить и свести на нет его усилия.

– Немедленно спускайся! – повторил Рори.

Если я чему-то и научилась у своей матушки, так это не повторять приказы и угрозы по два раза. Если вам приходится это делать, значит, вы проиграли.

– Тебе придется залезть на дерево и снять ее, – сказала я Рори. Он вздохнул и снял пиджак.

– И надо же мне было надеть хороший костюм, – вздохнул Рори, протягивая мне аккуратно сложенный пиджак, потом заорал, подняв голову вверх: – Или ты сама спустишься, или я сейчас за тобой полезу!

И тут Эми нанесла свой главный удар.

– Ты мне не папа, – заорала она во всю силу своего голоса. – Оставь меня в покое! Я хочу видеть папу.

В эту минуту сквозь толпу стал протискиваться мужчина официального вида с устрашающими бакенбардами, громко требуя дать ему пройти. Я решила, что он один из сотрудников выставки, в обязанности которых входит следить за тем, чтобы посетители не подходили слишком близко к экспонатам, и вежливо указывать дамам, где они могут припудрить носик, если зададут соответствующий вопрос. Однако сложившаяся ситуация стала просто воплощением его мечты. Громко и не в особо изысканной манере он требовал от собравшихся отступить назад и освободить ему место.