Получив известие о смерти Сигтрюгга, Этельстан нагрянул в Йорк с юга и попытался потушить разгоравшийся там пожар восстания. Пока он находился там, прилив принес необычайно красивый корабль, который, под парусами насыщенно пурпурного цвета, с позолоченной фигурой на носу и с золотыми щитами вдоль фальшбортов, двинулся вверх по реке Хамбер. Не за добычей явился он, а как знак примирения. Конунг Норвегии преподнес подобающий дар королю Англии.

Однако в самой Нортумбрии мало кто желал примирения. Как только Этельстан вновь оказался на безопасном от Йорка расстоянии, жители Нортумбрии предприняли новую попытку освободиться. Они оказались в роли первопричины в великом объединении самых разнообразных народов севера, которые в ту эпоху не видели необходимости в английском владычестве. Этельстан и его армия сразу же приняли вызов:

Победители при Брунабурге многим обязаны сплоченному контингенту норвежских и датских наемников, которые в рядах англичан без особых угрызений совести сражались против собственных соотечественников. В конечном итоге, не это обстоятельство делало этот случай необычным. Вот что было здесь действительно примечательно, так это причудливый этнический клубок. Шотландцы и валлийцы, датчане и норвежцы, жители Камбрии и дублинцы – всех их можно было встретить в рядах войска, потерпевшего поражение.

Битва при Брунабурге была решающей – насколько вообще решающей может оказаться битва. После такой резни – четыре короля, один королевский сын и семь графов были найдены мертвыми среди тел побежденных – Нортумбрия более не вступала в жестокую схватку с английской властью. В общем-то ее никогда не считали областью более благополучной, чем, например, колония норвежцев в Камберленде, однако, во всяком случае теоретически, она стала частью Англии.

Предание гласит, что спустя некоторое время Этельстан прибег к помощи Эйрика Кровавая Секира, чтобы этот матерый грабитель справился с ворами поменьше. «Конунги вступили в переговоры через гонцов и договорились, что Эйрик получит Нортимбраланд от Адальстейна конунга и должен будет оборонять эту страну от датчан и других викингов».[30]

Эйрик, сын Харальда Прекрасноволосого, был изгнан из Норвегии с трона своего отца за то, что он слишком распустил руки: его деяния были возмутительны даже для такой неспокойной страны, как Норвегия. «Эйрик был человек статный и красивый, могучий и очень отважный, воинственный и привыкший одерживать победу, необузданный, жестокий, неприветливый и неразговорчивый».[31] История ранних лет его жизни напоминает газетный отчет: «Когда Эйрику исполнилось двенадцать лет, Харальд конунг дал ему пять боевых кораблей, и он отправился в поход, сначала в Восточные страны, а затем на юг в Данию, а также в Страну Фризов и в Страну Саксов. Этот поход продолжался четыре года. Затем он отправился на запад за море и воевал в Шотландии, Британии, Ирландии и в Уэльсе, и этот поход тоже продолжался четыре года. После этого он отправился на север в Финляндию…» Короче говоря, он был полноценным викингом старой закваски. Даже когда он стал вассалом Этельстана, привычки его юности оставались в нем сильны. У него было мало земли в Нортумбрии, и поэтому «он летом всегда ходил в походы, совершая набеги на Шотландию, Южные острова, Ирландию и Британию и там добывал богатство».[32]

Преемник Этельстана «не терпел норвежцев»,[33] так что Эйрик, по-видимому, чувствовал себя в большей безопасности на море. Во всяком случае, он в конце концов ушел в море, бросив свое королевство. Причина его отъезда, вероятно, прибыла вместе с величественной флотилией из шести сотен кораблей, которая под предводительством Анлафа (или Олава) Кварана, знаменитого короля Дублина, вошла в Хамбер. Как только прибыл один, отчалил другой. Анлаф, который участвовал в сражении при Брунабурге, занял место Эйрика в Йорке, однако впоследствии его, в свою очередь, вновь сменил Эйрик. Наконец Эйрик вновь взошел на свои корабли, и на них «было много викингов и морских конунгов, которые примкнули к войску Эйрика».[34] Гебридские острова, Ирландия и Уэльс вновь ощутили тяжесть его руки. «После этого он поплыл вдоль южного побережья Англии и разорял там земли так же, как и в других местах, и весь народ спасался бегством отовсюду, где он появлялся».[35]

Конец его наступил тогда, когда он, переоценив свою силу, «зашел далеко в глубь страны» и вступил в битву при Стейнморе в Уэстморленде. «Многие англичане пали. Но на место каждого павшего приходило трое из глубины страны… В конце дня пал и Эйрик конунг и с ним пять других конунгов».[36]

Какое-то время Англия твердо сопротивлялась давлению извне, пока власть не перешла в слабые руки Этельреда. Как только на его голову была возложена корона, норманны, чуткие, словно ртуть, реагирующая на изменение температуры воздуха, стеклись со всех сторон в Англию и принялись за дело. От шотландских границ и вниз до берегов Девона и Корнуолла вновь расцвел древний обычай – импорт жадных на сражения воинов и экспорт трофеев и рабов-саксов. Год за годом все больше кораблей прибывало и все больше богатства вывозилось. Взимался налог – Данегельд[37] (датские деньги), что увеличило и без того постоянно растущую общую сумму поборов. Характер же самих набегов уже не был столь рискованным, как это было раньше. Флотилии дерзко заходили в намеченную ими гавань, высаживалось войско, которое, под началом знаменитых предводителей, приступало к своей систематической работе. Более того, такие люди, как оба Олава, а также, не в последнюю очередь, сам Свейн Вилобородый, отправлялись за добычей без помощников, и прелесть новых королевств не смягчала их методов.