— Не оставь меня в трудный час, ибо вера моя...

Динь-динь-динь...

Паладин уже не мог держать щит рукой как полагается и прижал её к боку так, чтобы щит прикрывал его плечо. Сам он тоже развернулся и отвёл одну ногу назад, чтобы упереться ей. Удары были мощными, и его просто сносило по инерции.

— ... Ибо вера моя в Тебя... в трудный час...

Динь-дилинь...

— НЕ ПОГАСНЕТ!

ПУФ!

Вспышка ослепляющего света залила всё вокруг. Время на мгновение замерло. В воздухе повисла стрела. Замер ветерок, колышущий листья, как и замер один из солдат, с ужасом смотрящий на ледяной шип, торчащий из его груди. Тело его же слегка согнулось, и сам он начал немного заваливаться вперёд. Замерли тролли, что уже вывалились из леса и мчались к прилично проложенному строю. Замер монах, что всё так же держал руки к небу и оглашал своим басом окрестности.

Замер паладин, держащий щит. Он смотрел в глаза Верше, что так же замер во время вращения. Глаза паладина были затянуты белоснежной пеленой и смотрели в глаза кроваво-красные глаза берсерка, затянутые пеленой ярости.

Вот в полной тишине паладин медленно и едва заметно начинает подгибать ноги, чтобы выполнить круговой удар снизу. Верша так же медленно начинает отступать, но тут мир резко пускается вскачь, словно пытается наверстать упущенное время.

Дзынь!

Белоснежный росчерк паладина пересекает вращающийся вихрь из топоров, а тот успевает изогнуться, зацепив голову воина света. Оба противника тут же отскакивают друг от друга.

Паладин, дыша как загнанная лошадь смотрит на своего противника. Из-под шлема тянется струя крови, что заливает лоб, потом копится на бровях и начинает заливать правый глаз. Воин света тут же сбрасывает шлем, выхватывает ленту со священным писанием и наматывает себе на лоб.

Верша смотрит за этим внешне спокойно, но тяжело дышит от усталости. Рубашка сбоку начинает промокать от крови, но он этого не замечает. Как и не замечает испорченного доспеха на боку от удара паладина.

Воин света не сводит взгляда с противника. Перехватив клинок и сжав зубы от боли в руке, державшей щит, он делает шаг вперёд и встаёт в стойку.

— Хорош... очень хорош, — сказал Верша и крутанул топорики в руках. — Но недостаточно хорош... для меня.

Свет из глаз паладина меняет цвет с белоснежного на золотой. Он слегка подается вперёд и...

ФЬЮТЬ!

Без грома, крика и молитв он превращается в смазанную золотую фигуру, что с сумасшедшей скоростью устремилась к противнику. Верша, прекрасно зная, на что способны настоящие паладины, моментально делает размашистый прямой удар ногой снизу, а сам заваливается назад. В этот же миг у самого его лица проносится клинок, а в ногу что-то врезается.

— УГХМ...

Нога оказывается там, где и рассчитывал берсерк. Паладин не хватается за свое достоинство, но боль настолько сильная и неожиданная, что он кубарем катится за спину Верши. Берсерк этот шанс не стал упускать и, перекатившись через спину, кинулся на противника.

Молча, без мата и воплей, он раз за разом наносит удары по шее паладина. Других легкодоступных мест у него не было, и он был прекрасно осведомлён о живучести паладинов. Именно поэтому он первым делом решил отрубить ему голову.

Шмяк!

Отделив голову всё еще вращающую глазами, он завалился на бок и, тяжело дыша, уставился в небо. Сглотнув, он облизнул пересохшие губы. Ярость начала отступать, и в боку появилось сначала жжение, а затем тупая боль.

— Твою мать... чтобы я ещё раз на паладина за так полез... — выдохнул он и, кряхтя, как старый дед, встал сначала на колени. Упираясь одной рукой о землю, а второй придерживая бок, он с шипением и неразборчивым матом поднялся на ноги и взглянул на остальной отряд инквизиции. После золотой формы паладинау него не осталось вопросов, кто это был.

У телег огромный чёрный тролль со слегка погнутым двуручным дрыном северян, чудом затесавшимся среди остального хлама форта, добивал раненных. Причем оружием он не пользовался, а просто подходил к каждому и ударом огромной ноги превращал головы ещё живых солдат в лепёшки.

Монах, до этого читающий молитвы и усиливающий воинов, лежал у края дороги. Причём с этой стороны лежала только половина. Вторую половину берсерк обнаружил у одного из троллей, что таскался с ней между телегами.

Бэк сидел у колеса и занимался исцелением ран у одного из гигантов его отряда. Ему в грудь попало три удара копья, которые чудом не пробили доспех. Один из ударов соскользнул с нагрудной пластины и пропорол толстую шкуру исполина, оставив глубокую и достаточно большую рану.

— Блять... — сморщился Верша и поплёлся к сыну, держась за бок. — А кошёлки-то наши где?

Он с трудом добрался до Бэка. Когда тот заметил его, то тут же вскочил и спросил:

— Куда?

— В бок, — опёрся рукой на телегу берсерк. — Дышать тяжело... сучий паладин... достал-таки...

Бэк тут же усадил отца под тихий мат и проклятия на голову всей инквизиции, развязал завязки и сбросил доспех на землю. Разорвав рубаху, он осмотрел рану и проговорить:

— Надо лечить.

— Ну-ка нахер твое лечение, — послал воин и сжал зубы. — Я лучше сдохну, чем у тебя лечиться.

— Надо, — сказал мальчишка и оглянулся. К ним уже спешили с одной стороны Шара с Марой, а с другой Гара.

— Нехер... пару деньков отлежусь — само заживёт, — простонал Верша и закашлялся. Во рту появился привкус крови. Сплюнув и обнаружив кровь, он взглянул на сына.

— Пап, рана пузырится на кашле... — встревоженно произнёс он.

— Верша, — подбежала к ним Гара. — Ранен?

— Лечиться не хочет, — буркнул Бэк.

— Я в гробу видал такое лечение! Нахер с ним идите! — попытался возмутиться берсерк, но тут же снова закашлялся.

— Верша, просто приляж, — произнесла Гара и завалила его на бок. Усевшись в изголовье, она взглянула на побледневшего берсеркера и произнесла: — Девочки, мне ваша помощь нужна!

Верша, глядящий на небо и склонившуюся над ним девушку, начал зажмуриваться и тут же широко открывать глаза.

— Чёт в глазах темнеет, — произнёс он осторожно.

— Верша, посмотри, что у меня для тебя есть, — с улыбкой склонилась над ним Мара и принялась расстегивать куртку. — Я учла предыдущие ошибки и не стала одевать белье.

Берсерк нахмурился и уставился на девушку, которая