За окном светлое небо, но звезды все же пробиваются лукавым сиянием, космос, мой любимый космос. Вот оно, ощущение, что я двигатель вселенной. Энергия нас троих заставляет жить эти небесные светила, двигаться земному шару, дуть ветра и реки течь.

Наконец-то я в полной мере чувствую свою силу.

Я — кинетик.

Я — начало всего движения в этом мире, в макро и микромасштабах.

Я питаю своей силой миллиарды миллиардов километров космического пространства, я — жизнь. Без меня это все будет висеть вне времени в пространстве густой плотной массой.

Но я никогда не смогу создать новую историю, новый мир способен создать только мой Учитель. Он великий человек, от его выживания зависит выживание целой цивилизации существ трех измерений. Все, кто ощущает время, кто живет во времени, подвластен ему, погибнут, если что-то случится со Львом.

Поэтому я обязана его беречь.

Мы едем в дом враждебно настроенного существа, возможно с целой армией антикинетиков, паразитов, живущих за счет нас. А у меня даже нет плана, как уберечь любимого.

Вдруг в небе загорается новая звезда, яркая словно дюжина сплоченных вместе, и мне приходит в голову блестящая идея.

Прижимаюсь плотнее к груди Льва, я спасу его, а он спасет мир.

Очередной дом из последовательности домов и квартир во все этой невероятной истории выглядит настоящим Букингемским Дворцом. А рядом с ним шестьдесят гектаров неосвоенной промышленной индустрией территории. Сады, реки, просто трава вокруг трехэтажного двухсотметрового в длину здания, выглядят подозрительно нетронутыми человеческой рукой.

Резиденция Радника окружена сотрудниками ФБР, они ждут приказа от Елизаветы Петровны. Она останется в машине, прослушивая все переговоры, а я, Лев и Пьер отправимся внутрь, собирать вещественные доказательства причастности Исаака Авраамовича к убийству Жибарецки.

— Будь осторожен, дорогой. — она кладет свою руку Сомову на грудь, а он нежно целует ее в лоб.

— Береги нашего сына.

Удивительно, но я нисколько не ревную. Их отношения сродни отношениям брата и сестры, матери и сына, просто родные люди, и будут ими навек.

— Прощайте, София. Вы — настоящее чудо в жизни Льва. — еще больше проникаюсь симпатией к этой женщине.

Пьер целует ей руку, и мы движемся в направлении к парадному входу. Колени предательски дрожат, дыхание перехватывает. Марш-бросок на пути к смерти.

— Друзья мои, приветствую. Вас-то мне как раз и не хватает для полной коллекции. Столько многовековых усилий, чтобы найти нас, и вот вы у цели, но тут же попали в ловушку.

Высокий с жидкими русыми волосами и тускло-карими глазами мужчина встречает нас на крыльце. В окружении двух вооруженных ребят в военной форме он провожает нас внутрь в просторную высокую гостиную. Его тонкие бледные губы растягиваются в отвратительной улыбке.

Женщина в изумрудном твидовом костюме спускается по лестнице и целует бледную кисть хозяина.

— Дорис Пен? Мерзавка! — не могу сдержаться от ненависти к этой предательнице. Лев медленно сжимает мою кисть. Надо успокоиться, мы на чужой территории, а так еще ничего и не узнали. Она молча удаляется в дальний угол, испепеляя меня взглядом.

— Присаживайтесь, дорогие гости. Чем обязан столь позднему визиту?

— Вы сказали, что ожидали нас тут увидеть, тогда к чему этот нелепый вопрос? — продолжаю наступать. Мужчины молчат, как будто выискивая что-то в деталях интерьера, окружения, людей.

— О, прежде чем я осуществлю свой план, мне необходимо выполнить последнее желание моих гостей, а оно по всей видимости заключается в ответах.

— Да. Скажите, Вы убили Антона Жибарецки?

— Я.

— Но зачем?

— София, перестань, дорогая. — Лев снова аккуратно сжимает мою кисть, но почему? Мы ведь пришли сюда, чтобы во всем разобраться. Сердце выскакивает из груди. Не могу не признаться, что я возмущена. И тут вдруг понимаю: ФБР не в курсе о существовании кинетиков и их паразитов. Вот почему мужчины не стремятся много говорить.

Но мне нужны ответы. Нет ничего хуже тайны, которая притягивает словно магнит, высасывая последние соки жизни из своего узника.

Достаю прослушивающий элемент и раздавливаю между пальцев словно букашку, ужас на лице Сомова сначала пугает меня, но потом он растворяется, перетекая в осознание моего замысла. Пьер же просто апатично повторяет за нами. Мне жаль, мой друг, но я позже все объясню.

— Так за вами слежка? — Радник вскакивает с кресла и тут же отдает указание — Свяжись с Сиднеем, мне нужна срочная временная остановка минут на десять. — и снова к нам — Хотите знать правду?

— Безусловно!

— Тогда я вам ее покажу. — уже прилично взведенный, наш палач двигается в сторону темной лестницы, ведущей вниз. — Ведите их за мной.

Если бы не мои процедуры детоксикации, то я бы снова потеряла сознание от увиденного. Тошнота подступает к горлу, грудная боль сжимает сердце, а слезы пеленой закрывают глаза, я молча рыдаю. Внутри, где-то очень глубоко мое существо ревет словно младенец, оставшийся в одиночестве на всем белом свете.

Тысячи кинетиков лежат в капсулах подпольной лаборатории без сознания, подключенные к капельным системам с транквилизаторами. Все, кого я видела в Старом Холме находятся сейчас тут под абсолютным контролем этих деградантов.

— Но как? — еле выдавливаю из себя тихий вопрос.

— Мадам Кристина была так любезна, что передавала нам все подробности любовных разговоров с господином Пьером. Все ваши передвижения, места сборов, стратегии захвата.

Я на секунду верю этому мерзавцу, увидев боль разочарования на лице Пасабана, но тут же одергиваю себя.

— Ты лжешь. Твоим связным была Дорис. Кристина тут не при чем!

— А ты смышленая, юный кинетик. — как же отвратительно он смеется. На лице моего друга появляется надежда. — Но я не мог упустить шанс наблюдать за горем рыжеволосого любовника, уж очень он смешон в своей трогательной симпатии к милашке Оперного театра.

— Заткнись! — Пьер пытается наброситься на злобного палача с кулаками, но один из его верзил втыкает шприц с синей жидкостью в сонную артерию, и мой друг размякает и опускается на пол. Его тут же уносят в такую же капсулу, как и остальных.

Еле сдерживая свой гнев, я смотрю на Льва. Мой Учитель стоит позади меня, на его лице та же апатия, что у Пьера пять минут назад. Он больше не верит мне, не верит, что у меня есть план. Он смотрит на своих друзей там внизу под яркими операционными лампами, такой пустой и такой одинокий.

— Лев, ты мне нужен. — аккуратно касаюсь его мизинца, и проваливаюсь в реальность моего Учителя.

Теплый обнимающий свет, свежий и ласковый, каждая клеточка моего я существует в непосредственном контакте с его миром. Пора рассказать ему свой план.