Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я много раз тут была. Если честно, то в твоем мире мне нравится больше. Я вообще не люблю водную стихию.
— Я польщен. Но посмотри, ведь здесь невероятная красота.
— Невероятная. — смотрю в его карие глаза и не могу удержаться — Ты невероятный.
— Ты тоже. — берет меня за руку и ведет к воде. — Останови время.
— Что? — мне послышалось?
— Останови время. Прямо сейчас. — но я же — не антикинетик. В его глазах столько азарта, что сопротивляться нет сил.
— Я не умею.
— Смотри на небо. Видишь самолет летит?
— Вижу.
— А теперь представь, что его двигателями управляешь ты. Просто представь. Чтобы остановить все движение во вселенной, нужно сосредоточиться на одном мощном движении и стать его причиной. Станешь причиной — он станет следствием. Когда у тебя это получится, просто представь, что турбины остановились. И дело сделано.
Грудная клетка сжимается, сердце ускоряет ритм, в глазах темнеет. Но обморок — не выход из ловушки. Необходимо другое решение. Это на самом деле — западня. Я так не хочу делать то, что он просит. Я боюсь. Там же люди. Везде живые люди. К тому же, он сам говорил, что каждая остановка приближает нас к гибели. Ну и что что, есть новая вселенная, созданная им, эту мы все равно должны попытаться спасти.
— Я не хочу…
— Не бойся. Ничего страшного не произойдет.
— Произойдет! — сама того не ожидая, я стала кричать. — Ты просишь меня поучаствовать в разрушении этого мира! А я не хочу.
— Этой маленькой остановкой ты небольшой вред ему принесешь, зато ощутишь свою силу. Я ведь твой Учитель. И мне нужно сделать из тебя серьезного защитника. Если ты не будешь знаю всю мощь твоего воздействия на движение и время, то как ты сможешь управлять ими?
Я сдаюсь. Вдох — выдох.
— Хорошо. Я поняла. Попробую.
Огромные лопасти турбин боинга на какую-то долю секунды завращались еще быстрее и вдруг замерли. Полная тишина. Я открываю глаза. Лев восхищенно смотрит на меня.
— Пойдем. — протягивает руку, я касаюсь воды. Она плотная как лед, но с волнами, застывшими в том же состоянии, как их застигли врасплох. Мы идем по воде. Я осторожно ступаю на каждый новый участок, а Лев уверенными шагами тянет меня за собой. — Вот видишь. Это твое чудо.
— Мое. — но страх все же одолевает меня. Я представляю людей застывших в воздухе на расстоянии нескольких километров от земли и снова завожу двигатель. Море перестает быть твердым и мы проваливаемся в него с головой.
Янтарная вода залива в полумраке белых ночей оказывается зловещей как фильмах про утопающих. Но вот мы всплываем.
— Тебе еще стоит поучиться себя контролировать, но в целом неплохо.
Промокшие насквозь мы выползаем на берег. Слава богу, мой Учитель не зол на меня. Надеюсь, я его не разочаровала.
К нам подбегает водитель Сомова с полотенцами и сухой одеждой. Видимо ему не впервой спасать хозяина от схваток с водой.
Как ни странно и для меня одежда оказалась.
— Не удивляйся. Он взял женскую одежду с собой только сегодня, предвидя мое желание познакомить тебя с тобой.
— Ты потрясающий.
Уже наступила полночь, когда мы стояли у дверей роскошного особняка Ширина Владлена Мирославовича.
— Лев, ты говорил, что антикинетики в Австралии фиксируют каждую остановку и время на новые строго регламентировано. А наши остановки они тоже видят?
— Безусловно.
— А группа кинетиков фиксирует остановки?
— Не все, только те, что замечает и вносит в общую базу на сервере, доступном конечно же только нам.
— Скажи, а возможно узнать, была ли тридцатого ноября остановка?
— Хм. Ты хочешь выяснить не произошло ли убийство Жибарецки во время временного коллапса?
— Именно!
— И тогда круг подозреваемых сузится до нескольких сотен. И ни Амозов, ни мадам Жибарецки туда не войдут. Ты просто умница.
— Осталось только понять к какому классу относится Ширин, антикинетик ли он или просто смертный?
Как мы и предположили, в телефоне Сомова на сервере оказалась зафиксирована временная остановка датированная тридцатым ноября. Я не удивлена. Как же все становится просто.
Высокий худощавый мужчина средних лет в белом шерстяном свитере открывает нам дверь. Я могла бы подумать, что это прислуга, но я видела его в полицейском участке полгода назад, не говоря уже о новостях совсем недавно. В прихожей горит тусклый свет. И это точно не главный вход.
— Доброй ночи, Лев Геннадьевич. — полушепотом произносит мужчина и протягивает руку Сомову.
— Доброй ночи, Владлен Мирославович. — Интересно, почему он сам открыл дверь? Неужели прячет встречу с нами даже от своих домашних?
— София Аганесовна, рад встрече. — Ширин целует мою руку и смотрит прямо в глаза так будто не хочет отпускать из-под прицела. Слишком долго целует, мне становится не по себе. Похоже, Сомову тоже.
— Владлен Мирославович, мы к Вам по серьезному делу, просим прощения за столь поздний визит, но это на самом деле не терпит отлагательств.
Наконец-то он отпускает мою руку. Странно, как минимум неприлично.
Мы садимся в плетеные кресла вокруг такого же стола с тарелкой фруктов по центру, и Ширина начинает.
— Я знаю, зачем вы здесь, поэтому и встречаю вас один. Никто, ни семья, ни охрана, ни дворецкий не подозревают, что я тут с вами. Даже камеры отключены.
Даже камеры отключены…
Тут я вспоминаю про отказ охранника парковки показывать мне запись с камер, и мне на секунду кажется, что эти два факта можно связать между собой, но немного поразмыслив, я заключаю, что все-таки они разные. Мои институтские знания следственного производства позволяют откидывать некоторые данные, не имеющие дела к расследованию, ведь иногда они на самом деле лишние и вводят в заблуждение. Вот например, однажды я искала грабителя одного из ювелирных магазинов, и все детали преступления пыталась увязать с тем, что на стене магазина остались следы от пуль. Оказалось, что они двухлетней давности, когда пьяный директор магазина, отправляясь на охоту заехал с друзьями за кассой, и чтобы покрасоваться перед продавщицами, выстрелил из ружья. Осознав отсутствие связи, я раскрыла преступление.
— София, — Сомов касается моей руки. — Ты где витаешь?
Я смотрю в его карие глаза и вижу некоторое недовольство. Неудивительно, он ведь остановил время, а я даже не заметила этого.
— Ширин — не антикинетик. — Он указывает на неподвижного будущего мера, и на секунду мне становится страшно. Ведь этот человек станет управлять Петербургом, людьми, а кто-то по всей видимости управляет им.