Вера рыдала в голос, и Зое Васильевне даже пришлось включить телевизор погромче, чтобы избавить девчонок от свидетельства полной никчемности их нынешней матери, жизни без которой они себе уже не представляли.

«Что за дела, Господи! Чем я так прогневила тебя, что ты посылаешь мне столь непосильные испытания?» — вопрошала она Бога, не в силах справиться со своим разумом, отчаявшимся найти выход из создавшегося положения.

Вера прекрасно осознавала, что если обратит обвинение против себя самой, то ей больше ничего не останется, как расквитаться со своей проклятой жизнью, наказав себя так, чтобы душа больше не болела. Но решиться на самоубийство она никак не могла. Выходило, что этот способ для избавления от несчастий годился только для нее самой. А как же тогда дети и престарелая матушка?

Нет, себя обвинять Вера не имела права! Тогда кто повинен в ее бедах?

Она чувствовала, как из нее выползают какие-то мерзкие сущности, вселяющие в душу невыразимый ужас и заставляющие относиться к себе как к самой ничтожной твари, покинутой Богом. Неужели это и в самом деле так? Неужели изображать великодушие пристало лишь тем, кто страшится взять на себя ответственность за свою жизнь и опасается занять определенную позицию в жизни?

Несомненно, гораздо проще верить в свою добропорядочность, чем кому-то противоборствовать и отстаивать попранные права. Намного легче проглотить все самые жуткие несправедливости, принять уничижение от кого бы то ни было, чем набраться храбрости и вступить в борьбу с сильным и безжалостным противником.

А не Божья ли это кара, ниспосланная за то, что она принимает все происходящее с ней как должное? Так безропотно, словно и в самом деле заслужила, чтобы ей исковеркали жизнь. Неужели она наказана за то, что всегда считала себя чересчур хорошей, а потому и впала в грех гордыни?..

Может, уже хватит изображать из себя святую, оскорбляя тем самым Бога! Пора признать у себя наличие слабостей и пороков. А может, даже и заключить сделку с собственной совестью, если потребуется.

Довольно, чаша страданий и терпения уже переполнена, и Вера больше не намерена безропотно выносить чьи-то попустительства! Даже от Бога!..

А если Он привел ее к неизбежному затем, чтобы показать, что человек должен выбирать, а не принимать безропотно свою судьбу? В конце концов, может оказаться, что у добра и зла одно лицо. И все зависит лишь от того, когда они встречаются на пути у каждого человека. А потому и несчастье следует принимать не как наказание, а как испытание.

Значит, Он ее просто испытывает? Ничего себе испытание, после которого она с близкими не сегодня завтра окажется на улице!

С другой стороны, получается, что если неизбежное уже произошло, то страх его наступления лишается какого бы то ни было смысла. Раз она и так все потеряла, то ее страхи по этому поводу должны закончиться. И теперь Вере остается надеяться лишь на то, что она примет в дальнейшем верное решение.

А что, вполне возможно. Тем более что другого-то объяснения все равно нет. И следует не просто надеяться, но начать уже незамедлительно действовать. Хватит слезы-то лить! Они еще никому не помогали. Только силы зря отнимают.

Вот она возьмет и поменяется ролями со своим врагом. Перестанет строить из себя бедную золотую рыбку, запутавшуюся в сетях рыбака-браконьера, а сама станет рыбачкой-любительницей и попытается вытащить на берег рыбину-хищницу, оставившую ее семью без крова…

Да-а, уж чего-чего, а воображения ей не занимать. Вера уже второй день не вставала с постели, оплакивая несчастливую судьбу. Душившая обида ослабила тело и вымотала душу.

Зоя Васильевна не смела подойти к дочери, так как понимала, что никакие уговоры и убеждения сейчас не помогут. Да и чем она могла помочь? Рассказать, что не стоит ни при каких обстоятельствах падать духом? Так Вера и сама об этом знает, еще и мать научит, как следует вести себя в сложных обстоятельствах.

Но смотреть, как ее дочь тает на глазах, она тоже не собиралась. Вере сейчас может помочь только совет профессионала. Зоя Васильевна, строго-настрого наказав восьмилетней Оленьке и шестилетней Наточке вести себя хорошо и не беспокоить мать, отправилась к соседке, чтобы воспользоваться телефоном для розыска опытного адвоката. Совсем не нужно, чтобы об этом знала Вера.

Обзвонив знакомых, а также поговорив с адвокатами, которых те посоветовали, она сделала для себя неутешительный вывод: никто в городе не согласится помогать ее дочери после того, как судья Никонова «поставила на ней крест».

И все же один еще совсем юный служитель Фемиды, который только начинал свою карьеру, посоветовал обратиться к старейшему и опытнейшему адвокату их города, уже не практикующему, но могущему дать дельный совет, — Перепёлкиной Анастасии Львовне. Его самого она навела на такую мудрую подсказку, что он теперь считает ее светилом адвокатуры, ведь, несмотря на преклонные лета, «голова у нее работает лучше, чем у всех, вместе взятых, адвокатов города». Подобная лестная характеристика пришлась Зое Васильевне по душе, и она записала телефон и адрес адвоката.

Надежды на то, что Вера послушается мать и пойдет к Перепёлкиной, у Зои Васильевны не было никакой. А потому она решила сама обратиться к расхваленному в пух и прах специалисту по трудноразрешимым ситуациям. Зоя Васильевна твердо верила в то, что две матери всегда поймут друг друга, особенно, если дело касается их детей. Может, и Вера ей когда-нибудь пригодится, ведь она считается в городе лучшим аудитором, а хорошие аудиторы теперь на вес золота, потому как насквозь видят всю подноготную любого бизнеса.

Долго не собиралась. Тут же и отправилась навестить местную знаменитость, приготовив свои фирменные пирожки с картошкой и сыром.

Зоя Васильевна опасалась, что ей придется применять все свое умение уговаривать и убеждать кого угодно в чем угодно, но ошиблась. Анастасия Львовна пребывала в каком-то задумчиво-рассеянном состоянии и сначала, похоже, даже не поняла, кто и зачем к ней явился. Она, видимо, приняла Зою Васильевну за одну из соседок, потому что тут же усадила за стол и принялась угощать чаем. Но сама тем временем все поглядывала на часы и прислушивалась, словно ожидая кого-то.

— Извините меня, дорогая Анастасия Львовна, вы, видимо, ждете кого-то? А я тут нагрянула со своими проблемами.

— Да, действительно, — тут же откликнулась та, словно только и ждала, чтобы ее об этом спросили. — Вы представляете, происходит нечто странное, а я никак не могу понять, что именно. Мой сын, Максим, сначала совсем не отвечал на мои звонки, а потом и вовсе его сотовый оказался вне зоны действия Сети. Мне как-то тревожно на душе, словно с ним приключилась беда. Никак не могу привести свои мысли в порядок, все ужасы какие-то мерещатся. Я ведь его очень поздно родила, и кроме него у меня больше нет никого, вот и трясусь над ним до сих пор, как над маленьким. Если бы только я была помоложе, непременно что-то предприняла для его поисков. А теперь только заявление в полицию отнесла о его исчезновении — вчера еще, после того как телефон оказался вне зоны доступа, — да больницы обзвонила и еще всякие другие неприятные места. Но в первую очередь, конечно, всех знакомых порасспросила. Но они ничегошеньки о нем не знают. Лишь сейчас начала осознавать, какая же старость — не радость.