Шаповалов хмыкнул, но промолчал. Вопрос был явно риторическим. Андрей Борисович нажал кнопку, и Шаповалов тут же ощутил некоторое волнение, какое-то беспокойство. Он лихорадочно стал соображать, что его беспокоит: то ли вот-вот с сердцем станет плохо, то ли стошнит, то ли это просто чувство страха. Хочется от него скрыться, спрятаться? Пожалуй! По крайней мере, уйти из-под действия прибора, ведь это действие прибора, догадался Шаповалов.

— Ну как? — жизнерадостно осведомился Андрей Борисович, отпуская кнопку.

— Мерзостно как-то, — поморщился Шаповалов. — До сих пор внутри все трясется, как поросячий хвостик. И что это за фигня?

— Это не фигня, дорогой мой, это совсем не фигня. Это генератор низкочастотных волн. В такой коробочке не разместишь ничего мощного, это я сделал для демонстрации вам. А настоящий излучатель, мощный, который заставит запаниковать любого человека, погонит его прочь, как сумасшедшего. Вот он.

Ученый вытащил из шкафа обыкновенную большую черную дорожную сумку. Судя по усилиям, весила она килограммов десять. Шаповалов еле сдержался, чтобы не сделать шаг назад. Все-таки и от маломощного излучателя у него остались самые неприятные ощущения.

— Видите ли, вам придется действовать с некоторого расстояния, — пояснял ученый. — Тут мощность генератора нужна, и высокая степень вашей защиты от излучения. И, главное, не используйте его в ограниченном домами пространстве, в подвалах, на подземных парковках.

— Подождите, подождите, — перебил ученого Шаповалов, — а зачем мне его использовать? Моя задача найти способ, как шантажировать водителя депутата и золотопромышленника Давыдова, чтобы получить от него некую информацию. И если я начну облучать его вашей… то он просто запаникует и постарается убежать подальше.

— А-а, так я вам не сказал самого главного, — беззаботно засмеялся армянин. — Вся идея как раз и состоит в том, чтобы он запаниковал. Он сбивает вас машиной на дороге, вы включаете генератор так, чтобы вот эта сторона сумки смотрела на ваш объект, он паникует и скрывается с места ДТП. Несколько камер, установленных заранее на месте предстоящего происшествия, снимут его действия. Все, можете шантажировать, сколько хотите! Уверяю вас, что даже водитель депутата так просто из этой ситуации не выпутается, дойди она до сведения общественности. Его как минимум уволят от греха подальше, а депутату геморрой от скандала. Ведь можно же подать ситуацию так, как будто депутат сидел в машине рядом с шофером в этот момент.

— Стоп! — запротестовал Шаповалов, хмуря свои кустистые брови. — Вы хотите, чтобы я бросился под колеса?

— Именно вы! — жизнерадостно заулыбался ученый. — Если он увидит вас перед собой после этого инцидента, его сломить будет легче. Он же поймет, что это подстава, а не случайность. А значит, за вами преимущество.

— Психолог! — процедил Шаповалов сквозь зубы.

— А вы думаете, это первая операция, которую мы для вас планируем? Именно мы всегда просчитываем возможные ходы и повороты ситуаций. Уверяю вас, ошибок не бывает. Ну, почти не бывает.

— Для вас, может, это и мелочи, — усмехнулся Шаповалов, но в русском языке выражения «не бывает» и «почти не бывает» иногда полярно противоположны.

— Ох уж этот русский язык, — засмеялся армянин. — Тридцать лет живу в России, с тех пор как поступил в МГУ, и никак не освою некоторых тонкостей. Хотите кофе?

— Валяйте, — миролюбиво согласился Шаповалов.

Андрей Борисович потер руки и нажал кнопку на кофеварке. Он достал из шкафчика кофейные чашки, сахарницу и продолжал говорить, поглядывая на собеседника.

— Говорить правильно по-русски может только русский человек. Точнее, тот, кто родился и вырос в русскоязычной среде. Это же невозможно подчинить никакой логике, это можно только вызубрить. Не представляю, как за границей готовят шпионов для России. Провалиться можно на первой же фразе.

— Вы о чем?

— О чем? — вытаращился на Шаповалова ученый. — Да о вашем сумасшедшем языке! Вот пример. Видите чашку и чайную ложку? Я их пододвину, чтобы они были рядом на обозрении. Вы можете мне ответить, что они делают?

— Чашка с ложкой? — не понял Шаповалов. — Н-ну… они…

— Не мучайтесь, я помогу, хотя я и армянин. Так вот, исходя из законов вашего языка в данном случае чашка стоит, а ложка, видите ли, лежит. Вы скажете, что все просто. Чашка, по-вашему, занимает вертикальное положение, а ложка горизонтальное. Тогда я кое-что изменю.

Андрей Борисович взял ложку и с торжествующим видом воткнул ее сахарницу.

— Логично? — спросил он. — Теперь оба предмета занимают вертикальное положение и оба стоят. И чашка, и ложка. Все, мы постигли этот закон русского языка? Ничего подобного, он не работает!

— Как не работает? — начал веселиться Шаповалов, показывая пальцем на воткнутую вертикально ложку.

— А так! В вашем языке не все предметы стоят, при условии, что занимают вертикальное положение. Некоторые умудряются стоять и при откровенном горизонтальном положении. Вот я беру чайное блюдце, которое до этого стояло на столе. Ведь стояло же? Стояло, а не лежало! А теперь я, не меняя положения блюдца, аккуратно кладу его на тарелку. И все! Все законы полетели к чертям кошачьим! Теперь блюдце не стоит на столе, оно теперь лежит в тарелке. Заметьте себе, лежит! А что изменилось физически в пространстве?

— Предлагаю рабочую гипотезу, — взмахнул рукой Шаповалов. — Слово «стоят» применяется к предметам, которые готовы к использованию?

— Чушь! — отмахнулся ученый и потыкал пальцем в чайную ложку, которая все еще торчала в сахарнице. Вот эта ложка вполне была готова к использованию, когда она лежала, а не стояла. Хотя она и сейчас готова. Я вам сейчас усложню задачу!

— Вы мне ее уже усложнили, заставляя кидаться под машину с вашей адской машинкой!

— Ай, бросьте, я вам о другом говорю. Вы себе представьте, что к вам на стол залезла кошка.

— Низко полетит, — пообещал Шаповалов. — Наверное, к непогоде.

— Эта кошка может на столе стоять, сидеть и лежать, — проигнорировал его замечание ученый. — Давайте допустим, что с грехом пополам понятия «стоять» и «лежать» хоть как-то можно соотнести с определениями «вертикальный» и «горизонтальный». Но в примере с кошкой мы получаем новое понятие — сидеть. Наша с вами кошка сидит, извините, на попе. Это некое промежуточное состояние между стоянием и лежанием. А теперь — о чудо русского языка! — на стол села птичка. Заметьте себе, что она сидит, стоя на ногах, а не на попе. А это ее положение должно называться «стоит». Но птицы в вашем языке стоять не могут по определению, они всегда и везде сидят. Если вы сейчас скажете мне про стоящую курицу, то я вам напомню вашу же поговорку, что курица — не птица и что-то там еще. А если убить птичку и сделать чучело, оно будет уже не сидеть на столе, а опять стоять.

— Живое сидит, неживое стоит! — подсказал Шаповалов, отхлебывая кофе, который ученый все же налил в чашки.