девятьсот

восемьдесят метров. Пока Нефедов пытался вообразить

эти метры, мысленно ставя на попа почти километровое

расстояние, двери лифта перед ними открылись, и они

вышли в ярко освещенный зал, от которого лучами в

разные стороны уходили коридоры. Около лифтов стояли

маленькие автобусики, но опустившимся было недалеко, и

они решили пройтись. Свет от невидимых источников

сопровождал их по коридору, загораясь впереди и, потухая

сзади, причем, стоило им посмотреть далеко вперед или

оглянуться, свет появлялся и там. Для его включения

хватало усилия взгляда. В стенах коридора встречались

высокие двери с какими-то обозначениями.

– Здесь всюду элементы банка памяти, – пояснил Юрий

Евдокимович, – но сначала навестим наших ребят из

70

технической группы, которые тоже корпели над твоим

воскрешением. Вообще они работают наверху, но сегодня

у них тут что-то вроде профилактического осмотра. Когда

они узнали, что мы придем сюда, то попросили о встрече.

Так что подтянись.

11. МИЛЛИОНЫ НЕВИДИМЫХ

В подземной лаборатории было девять сотрудников,

одетых в свежие оранжевые комбинезоны, которые,

казалось, уже из-за самого цвета должны были пахнуть

апельсинами. Они сразу же обступили Нефедова, и букет

благоухающих роз преподнесла ему взволнованная Мида.

– Молодцы, молодцы, – похвалил их старший

восстановитель, – мы-то встретили его куда суше.

Было много смеха и шуток. Василия Семеновича

обнимали, шутливо дотрагивались до него, делая вид, что

не до конца верят в его реальность. Никакого языкового

барьера тут не было, потому что все они были заранее

вооружены переводчиками-«родинками». Нефедову было

неловко оттого, что лично его-то заслуги в успехе этого

эксперимента не было: он сам по себе был этим успехом.

Мида не сводила с него глаз, и Нефедов волей-неволей

убеждался, что намеки Толика о ее влюбленности были,

кажется, не безосновательны. Только этого ему тут не

хватало.

Когда визит был закончен, они с Юрием

Евдокимовичем вышли в коридор.

– А теперь о главном, – с торжественным волнением

заговорил старший восстановитель.

Войдя в следующие двери, они оказались в объемном

зале, похожем на заводской цех, все пространство которого

было заставлено кристаллическими гранеными колоннами.

Колонны переливались радужными бликами и были

испещрены мельчайшими трещинками– Волосками.

71

– Во! – сам же и восхитился Юрий Евдокимович. –

Сокровищница! Подземное царство!

Они устроились на мягком диване около двери.

– Итак, – воодушевлено, словно перед чтением поэмы,

продолжил старший восстановитель, – структура банка

такова: одна такая колонна, или по-нашему просто «столб»,

содержит информацию, равную, примерно, всему

напечатанному в двадцатом веке. Я имею в виду все книги,

газеты, рукописи и вообще все, что было на бумаге на

языках народов всего мира. Таких столбов в этом зале

девяносто штук. Этот филиал состоит из ста пятидесяти

таких залов. А всего на Земле более сотни таких,

связанных в единую систему, филиалов. И в этом мозге

все, все, все созданное до нас: художественные

произведения, научные разработки, вся историческая

информация и самое главное, в нем почти полная

информация о каждом человеке, когда-либо жившем на

планете. Нам необходимо, чтобы каждый человек был

восстановлен вначале полностью, но без материального

воплощения. Теперь одно уточнение. До сих пор под

полным человечеством мы подразумевали лишь тех, кто

жили и живут. И это не верно. Веками о родившемся

говорят, что ему выпал шанс из миллионов, что, мол,

вместо него мог бы родиться кто-нибудь другой. Так вот в

полном человечестве должны присутствовать и все те

миллионы, которые могли бы родиться. Человечество

должно быть воплощено во всей его полноте, какая

определена ему природой, со стопроцентным составом

всех генетических вариантов. Примерно двести лет тому

назад нам теоретически удалось создать полную

генетическую решетку всего возможного человечества.

Когда мы разместили в этой сетке (чисто теоретически,

конечно) людей, которые уже живут и жили, то оказалось,

что они удаленны друг от друга, примерно так же, звезды

на небе. Однако же, эта решетка позволила нам понять

72

каких именно людей, с какими генетическими «лицами» не

достает в человечестве. Говорят, что лишь сам Создатель

знает полное число человечества, но теперь оно известно и

нам. Число это поистине астрономическое. Но почему

волей случая кто-то живет, а кто-то остается

нереализованным? Один из наших философов сказал, что

человечество – это Человек, распластанный на

тысячелетиях. Пока что большинство его клеток мертвы,

но когда все они будут оживлены, то тогда Человек

поднимется, что и ознаменует новое состояние

человечества: Человек Идущий.

– А куда идущий?

– В глубины космоса, конечно. Десятки наших

миллионных космогородов в окрестностях Земли, десяток

искусственных планет – это пока лишь робкие шажки.

Главный признак цивилизации – это плотность

общечеловеческого организма, полнота освоенности всех

сфер жизни и всех структур пространства. Когда не станет

пустот, тогда человечество превратиться в единый

творческий мозг. И у этого мозга, представь себе,

возможно единое, цельное самоосознание, такое же «Я»,

какое может быть у отдельного человека. И сила этого

мозга будет колоссальной! Это будет то, что можно будет

назвать «мозгом космоса». В твое время философы

утверждали, что на Земле не исчезает ничто: ни

мельчайшее дело, ни взгляд, ни поступок, ни мысль. Но

это было скорее декларацией, предположением, чем

истиной, потому что у вас-то все исчезало. А исчезало,

потому что в твоем времени не находилось всеобщей связи

всего со всем: одного дела с делом другого, слова одного

человека со словом другого. В новом состоянии

человечества будут задействованы все способности и

таланты каждого. Какой мощный нереализованный

творческий и духовный потенциал исчез с ушедшими!

Вспомни-ка безликие массы рабов, массы крестьян, массы

73

солдат… Неужели их природная данность могла

реализоваться лишь их примитивным ремеслом? А залежи

миллионов ущербных, недоразвитых, олигофренов? Эти

люди не реализовались лишь в силу каких-то мелких

аномалий.

Глядя на эти столпы с массой знаний, Нефедов отвлекся,

вспомнив вдруг одно свое прежнее недоумение. Прежде,

слыша о каких-нибудь тонких и сложных науках, вроде

реставрации древних языков, он недоумевал – зачем все это

нужно? И вот, оказывается, после всех его недоумений

люди еще сотни и тысячи лет изучали и реставрировали и

эти языки, и еще многое другое, чтобы слить потом все это

с цельным единым знанием о человечестве.

– Да, да, – сказал он, возвращаясь к теме, – такое число

воскрешенных и просто вытащенных из небытия даже

представить нельзя.

– Ну и что? А число десять ты представляешь? Ты

видишь его внутренним взглядом?

– Вижу.

– А миллион?

– Пожалуй, нет. . Это уже как облако.

– А между тем, уже в твое время жили миллиарды

людей. Ты и тогда не представлял, сколько это