кухню и прикрути горелку, не надо, чтобы сильно кипело». Я вышел, а он за мной дверь прикрыл, так что слов я разобрать не мог, но понял, что теперь Градов вопросы задает, а мама отвечает.

Борщ сварился к восьми. Первые ложки с чем-то помидорно-свекольным я подносил ко рту с осторожностью. По виду похоже на то, что варила мама, а там кто его знает. Но потом разошелся и в один миг вычерпал до дна полную тарелку. И не только потому, что был голодный. И вот, наверное, от чувства сытости я расслабился, и, как обычно при маме, произнес наше шуточное семейное четверостишие:

«Наклонившись над тарелкой, гномики сопят,

Отвалившись от тарелки, гномики храпят».

И Градов рассмеялся. Я не предполагал, что улыбка может так преобразить лицо и в одно мгновение рассказать о человеке то, о чем не узнаешь даже после долгого знакомства. И может именно в это мгновение «незнакомый мужик», «незваный гость» «сосед по парте» и «Градов» стали постепенно превращаться для меня в «Лёшу». Но это произошло го-ораздо позже, а тогда он сказал:

— Так это же наши с Пашкой и Аришкой стишки! Думал, никогда их не услышу!

* * *

Сытый и сонный, я принялся за домашку. По физике были барометры-манометры, и учебник нераскрытым полетел в рюкзак. Про таблицу Менделеева и вещие сны Дмитрия Ивановича нам с Вандой давно от Шишкарева известно. Упражнение с деепричастиями я накатал за десять минут. И вспомнил, как на уроке Шалимов нашел пример на деепричастие из Пришвина, и даже Старобогатов долго не мог успокоить мужскую половину класса. Пример был такой:

«Лось, обдирая осинку, с высоты своей спокойно глядит на ползающую девочку, как на всякую ползающую тварь». Девицы потом гоняли Ваньку по все школе. Заклинило меня на алгебре. При решении методом подстановки у меня значения игрека выражались какими-то дикими числами, у которых делимое не делилось на делитель без остатка. В это время ко мне в комнату зашел Градов, заглянул через плечо, сказал: «Переведи в простые дроби, сократи числитель и знаменатель и получится вполне прилично». Действительно получилось. Мысленно послал ему «респект».

Было четверть одиннадцатого, когда Градов опять заглянул ко мне и сказал:

— Давай поскорее в душ, а я потом за тобой.

— Идите, — ответил я. — Мне сегодня не хочется.

— И при маме не хотелось?

— Иногда.

— Вот это «иногда» мы оставим на потом, а сейчас шагай в ванную.

Новый опыт существования без мамы

Опыт существования без мамы, когда у нас жила Катерина, у меня был. И мне казалось, что, если вместо нее у нас поселится Градов, то ничего особенно не изменится. Но я ошибался. В первом случае некоторые мамины обязанности исполняли Марта и Катя. Они что-то покупали и готовили. А то, что они не могли за маму делать (например следить, что и как я надеваю, каким полотенце пользуюсь после душа и тому подобное) — полностью доверялось мне. Эти проблемы я решал очень просто. Запихивал грязное белье и рубашки в пакет и бабушки Манину выварку в туалете. Мама возвращалась, все это стирала, приводила в порядок и аккуратно складывала в гардероб.

С Градовым так не получалось. Вот, например, он узнал, что я люблю винегрет с фасолью. Так вот все, кроме картошки и свеклы, я должен был купить сам. В результате фасоль я купил не в собственном соку, а в томате. Огурцы в вакуумной упаковке оказались сморщенными и солеными до ядовитости. И даже масло было какой-то непонятной смесью подсолнечного с оливковым, без привычного запаха. Морковки, правда, мне удались.

И так во всем. Вот о рисе я знал, что он белый и все. Но я умудрился купить такой, который, сколько его не варили при классическом сочетании крупы и воды один к трем, так и не стал мягким. Градову это понравилось. А мне пришлось залезть в интернет и узнать, что рис даже по цвету отличается и бывает бурым, желтым, красным и фиолетовым! А когда я начитался до одури о свойствах каждого сорта крупы, мне оставалось только разлюбить рисовую кашу. С гречкой получилось почти то же! Хорошо еще, что картошку Градов покупал сам.

Что касается одежды, то я не осложнял себе жизнь, влез в серый джемпер и надевал его каждый день, пока в четверг Анька Вощакова не сказала мне с иронией: «Сорок оттенков серого?» Тогда я сунул джемпер в выварку, туда же и носки положил. И вот в тот же вечер Градов и говорит:

— Пора нам бельишко постирать. Мои смены уже кончились, а что у тебя? Давай неси.

Я принес.

— И только то? — удивился Градов. — Я, вообще-то, не в курсе, как вы сейчас одеваетесь. Ну, форма школьная и все такое. У нас девочки в коричневых платьях ходили, а мы — кто в чем. Мне отец раз в год брюки какие-нибудь покупал, а белье в твоем возрасте я донашивал то, что мне мама еще покупала. Однажды, когда я мусор выносил, соседка увидала меня в том, что от майки осталось, и отцу скандал устроила.

Если у вас каждый день все менять нужно, так не проблема. Пойдем и купим, что надо. Только давай сам следи, после душа все бросай в машину. Тебе дезодорантом еще рано пользоваться, но все равно ведь неприятно несвежее белье носить.

Вот в этот день я впервые узнал что-то о Градове от него самого.

Я срываюсь или, как говорит наша англичанка, «ly off the handle»

Мама звонила каждый день, но о чем можно было поговорить за пять-десять минут по телефону. Все, о чем я хотел спросить или рассказать, накапливалось внутри меня. Я как будто носил в себе высокий заряд электричества. и разряжался, срываясь в школе по всяким пустякам.

На русском Владимир Михайлович предложил нам написать несколько связанных фраз со словами «темные облака», «молния», «гром» и «дождь», употребляя прилагательные, а так же деепричастные и причастные обороты.

Я написал:

«Небо нахмурилось. Тяжелые темные облака, обгоняя друг-друга и принимая зловещие очертания отрубленных голов с судорожно раскрытыми ртами и глазами, вылезающими из орбит, ползли к северу. Наступила зловещая тишина, предвещающая разрушительную бурю. Внезапно ослепительная молния, как лезвие бритвы, рассекла небо кровавой царапиной. Хлынул дождь, и пугающе захохотал гром».

Написал первым и сдал.

Старобогатов поменял на носу очки и начал читать. Уже через несколько