секунд брови его поползли вверх. Потом он поднял голову, опять поменял очки и спросил несколько растерянно:

— Ивин, Вы что, Кинга начитались!!

(Кстати, я просто кайфую, оттого, что он нас на Вы называет!)

Я не ответил, а только плечами пожал. Я ужасы Кинга забываю, когда закрываю книгу или отрываюсь от монитора. А сейчас ужасы обступили меня со всех сторон и не уходили даже во сне!

А Владимир Михайлович продолжил:

— Знаете что, мой друг, загляните ко мне после уроков. Обсудим, гм, некоторые особенности образности и экспрессивности Вашего текста. А за грамотность получаете «отлично».

Я не очень-то хотел в школе оставаться. Мне в бассейн нужно было спешить. Впрочем, надолго меня Вэ-эМ не задержал. Спросил, почему мои фантазии такие мрачные, может это связано с какими-то личными проблемами? Вот умный же человек, но неужели он думал, что я вот так все ему и выложу. Я, конечно, сказал, что это просто прикол и обещал в следующий раз написать что-нибудь повеселее. По-моему, он вздохнул с облегчением, отдал тетрадь, и я побежал одеваться. И надо же было мне с этой тетрадкой в руке столкнуться с Климовым и Шаповаловым! Это у нас в классе два абсолютно диких типа. Они здоровые, как кони, а когда после физры надевают рубашку поверх мокрых футболок, в классе такая вонь стоит, что дышать невозможно. В Шаповалове еще заметен какой-то интеллект, а Климов — откровенный тормоз и садист. Я для них желанный, но трудно достижимый объект развлечения. Когда мы с Шишкаревым и Вандой втроем, они меня не цепляют, а если один — мне достается. Их любимое шоу — «взять меня в коробочку» и орать на ухо некие слова, которые в книгах заменяют многоточием. Они знают, что я этого физически не переношу. Ну, и руки, конечно, распускают.

В этот раз Климов выдернул у меня тетрадку, Шаповалов прижал к стене, и они стали разыскивать, что я такого интересного на русском написал. Мне на тетрадь было наплевать. Пусть бы делали с ней, что хотели, но Климов начал читать текст вслух, и, разумеется, понабежали любопытные. Я стоял спокойно, потому что долго это продолжаться не могло, но тут в коридоре появилась Даша. Я неожиданно даже для себя сделал рывок, и мы с Шаповаловым оказались на полу. На нас повалился кто-то еще, и поднялся визг на весь коридор. Когда я выбрался из этой кучи-малы, туда уже спешил наш физрук, а Даши поблизости не оказалось. Не знаю, заметила ли она меня в компании этих двух дебилов, но настроение у меня стало хуже некуда. Наверное поэтому, когда наш тренер Симыч стал в очередной раз пенять мне за мою плохую физическую подготовку, из-за которой меня самого надо спасать, я психанул и ушел с тренировки. Дома я успокоился, но Градов все присматривался ко мне и в конце-концов спросил:

— Ты в порядке?

На что я раздраженно ответил:

— Да!

И, помолчав, добавил достаточно едко, потому что не люблю этого голливудского выражения:

— Или ОК больше подходит?!

— Фифти-фифти, — спокойно сказал Градов и ушел из кухни, где была моя очередь мыть посуду.

* * *

Ночью я проснулся от собственного крика. Футболка была влажной от пота, и меня сразу стал бить озноб. Не успел я осознать, что со мной приключилось, как в коридоре зажегся свет и на пороге появился и тут же исчез Градов. Через минуту он опять возник в дверях, но уже со стаканом воды в руке и сел на краю дивана.

— Это просто сон! Просто сон! Давай, Кит, пей!

Я схватил стакан, и мои зубы застучали о стекло.

Градов положил теплую руку на мое плечо, после этого быстро встал пошел в свою комнату, а когда возвратился, помог мне стянуть с себя мокрую футболку и надел через голову что-то сухое и просторное.

— Иди пройдись, куда цари пешком ходят, а я наволочку поменяю.

Когда я вернулся, в коридоре комком лежали наволочка, а Градов возился с простыней.

— Ложись, сынок! Все будет хорошо! Если бы ты знал, сколько таких снов я за своё детство перевидел! Как говорится, и это пройдет. Давай на правый бок, закрывай глаза, дыши поглубже, а я тут посижу. Рядом со мной никакой кошмар не уживется. Меня, знаешь, даже медведь однажды испугался. Видел бы ты, как он бежал из малинника. Правда, я тоже бежал… только в другую сторону.

Градов тихонько засмеялся.

Утром, о том, что произошло ночью, мы не вспоминали. На мне оказалась футболка Градова, которую я тихонько отнес и положил на его постель.

Я объясняюсь с Мартой и прихожу в себя

В субботу карантин или что-то там еще в больнице отменили, и мы встретились с мамой в ее отделении. Она выглядела немного усталой, но во всем остальном ничего в ней не изменилось. Градов дал нам наговориться, и сам держался немного поодаль. Я рассказал маме всякие мелкие подробности о школе и наших домашних делах, о заплывах в одежде на зачетное время в бассейне у Симыча, передал приветы от соседей и пакет со всем, о чем она просила по телефону. Потом мама сообщила нам с Градовым, что обследования продлятся еще неделю, а там видно будет. Я хотел спросить, что именно «будет видно». Но тут пришла Марта. Вернее «Декабрина». От нее так и веяло морозом. Градов уступил ей стул и исчез в коридоре, на что Марта не обратила никакого внимания. Со мной она обращалась не столько холодно, сколько официально. И я чувствовал себя ужасно. Когда пришло время расставаться, Марта ушла первой. Градов просил меня подождать его у входа, и мне довольно долго пришлось зябнуть, прячась от косых струй дождя под козырьком.

Вечером Градов долго говорил по телефону с разными людьми, с кем-то спорил, кого-то уговаривал. Я тоже пообщался с Шишкаревым, посидел в чате с Димкой и Алисой, своими друзьями из Питера и Екатеринбурга, потом немного поиграл.

После ужина Градов пришел ко мне в комнату и сказал:

— Кит! (Это он уже второй раз так ко мне обратился) — Мне кажется, тебе было сегодня неуютно с маминой заведующей. Чувствуешь себя виноватым?

— Типа того…

— У меня завтра в том районе деловая встреча. Хочешь, поедем вместе? Ты — к ней в гости, а я по своим делам. Если останешься на ночь, приедешь с ней утром, а если нет — позвонишь мне, и мы вместе вернемся.

Я немного растерялся.

— А если