Василий Петрович снова стал подумывать о поездке за границуи в конце концов, подсчитав свои средства и в последний раз посоветовавшись стетей, окончательно решил: едем!

Весна выдалась ранняя, жаркая, нарядная. Пасха прошлавесело. Потом наступило время экзаменов, как всегда связанное в представленииПети с короткими майскими грозами – огнестрельным блеском лиловых молний,персидской сиренью, роскошно цветущей в гимназическом саду, и сухим воздухомопустевших классов со сдвинутыми партами и клубами меловой пыли, пронизаннойжаркими столбами послеполуденного солнца, оставшейся висеть в воздухе послеокончания последнего экзамена.

Одновременно с экзаменами начались сборы за границу. Главнойцелью путешествия была Швейцария, которая всегда имела для Василия Петровичакакую-то особую притягательную силу. Но ехать туда было решено сначала морем доНеаполя, а уже потом, через всю Италию, – по железной дороге. Василий Петрович высчитал,что это обойдется ненамного дороже, зато они увидят Турцию, Грецию, островаАрхипелага, Сицилию и, наконец, побывают во всех знаменитых музеях Неаполя,Рима, Флоренции и Венеции, а затем из Швейцарии, может быть, даже, еслипозволят финансы, махнут в Париж.

Маршрут путешествия был разработан Василием Петровичем ужедавно, в то время, когда еще была жива покойная мама. Они вдвоем просиживалинапролет вечера, перелистывая различные справочники и путеводители и аккуратновыписывая в особую тетрадку все предстоящие расходы: стоимость проездныхбилетов, пансионов, гостиниц; даже цены входных билетов в музеи и оплатаносильщиков – все учитывалось самым тщательным образом. Несмотря на это,Василий Петрович, больше всего на свете боясь, боже упаси, выйти из бюджета,опять обложился железнодорожными и пароходными тарифами и заново проделал всерасчеты.

Много горячих семейных споров вызвал вопрос о том, какиевещи нужно с собой взять и куда их поместить. Тетя считала, что надо купить двасамых обыкновенных чемодана и положить в них самые обыкновенные вещи. Но,оказывается, Василий Петрович имел на этот счет совсем другое мнение. Онсчитал, что нужно специально заказать какой-то особый саквояж и особыеальпийские мешки с особыми ремнями, чтобы их можно было надевать привосхождении на горы.

Тетя юмористически развела руками, но, так как Петя и Павликподняли невероятный крик, требуя, чтобы заказали именно особые мешки длявосхождения, тетя быстро сдалась, а Василий Петрович с собственноручнымчертежом специального саквояжа и особых альпийских мешков отправился в город. Ичерез несколько дней в квартире Бачей появились два альпийских мешка и довольностранное произведение шорно-чемоданного искусства, сделанное из клетчатойшотландской материи и несколько напоминающее громадную гармонику, обшитуюмножеством наружных карманов.

Эти новые, еще пустые дорожные вещи, волнующий запах свежейкожи и крашеной материи внесли в дом атмосферу предстоящего путешествия. Затемвыяснилось, что мальчикам нельзя ехать за границу в гимназической форме, аполагалось быть в «штатском».

Для Павлика это решалось просто. У него сохранилисьпрошлогодние, «догимназические» вещи – короткие штанишки и матроска. Но какбыть с Петей? Нелепо было бы нарядить четырнадцатилетнего мальчика во взрослыйкостюм – с пиджаком, жилетом и галстуком. Но и детский костюмчик, с короткимиштанишками, конечно, тоже не годился. Нужно было найти что-то среднее. И Петя,уже весь охваченный лихорадкой нетерпения, придумал себе наряд, несомненнонавеянный иллюстрациями к Жюлю Верну или Майн Риду. Это было, по мысли Пети,нечто вроде костюма гардемарина – длинные гимназические брюки и матроска, но недетская матроска, как у Павлика, а настоящая флотская – из темно-синей фланели.

Соорудить такую матроску оказалось весьма трудно. Ни однапортниха, привыкшая шить на детей, и ни один портной, привыкший работать навзрослых, никак не могли понять, что от них требуется. Петя, который уже такживо представлял себя в виде гардемарина, был в полном отчаянии. Выручил Гаврик.Он посоветовал сходить в швальню морского батальона, где у него были знакомствасреди матросов хозяйственной команды. В каких только местах не было у негознакомых!

Швальня помещалась в так называемых Сабанских казармах –старинном здании с белыми колоннами. Внутренний двор, громадный, как площадь,испугал Петю своей зловещей крепостной пустотой, пирамидами старинных чугунныхядер, якорями, гимнастическими параллельными брусьями и мачтой с пестрымисигнальными флагами. На скамеечке под колоколом сидел матрос в бескозыркедневальный.

– Не дрейфь, – сказал Гаврик, заметив, что Петя внерешительности остановился. – Здесь всё свои люди.

Они поднялись по старинной каменной лестнице с вытертымиступенями на второй этаж и очутились в казарменном коридоре – темном ихолодном, как склеп, что особенно сильно чувствовалось после майскогополуденного зноя, ослепительно сиявшего снаружи.

Гаврик уверенно нашел в потемках какую-то дверь, и мальчикивошли в сводчатую комнату с такими толстыми стенами, что два окошка в нишахтрехаршинной толщины с трудом пропускали дневной свет, хотя и выходили прямо всияющее море, как раз против Карантинной гавани и белого рейдового маяка,окруженного чайками, который отчетливо светился на фоне взволнованнойсине-зеленой воды.

За большой швейной машиной сидел матрос с красными погонамибереговой службы и, качая босыми ногами чугунную педаль, строчил край шерстяногосигнального флага. Множество других сигнальных флагов целой горой лежало в углукомнаты.

Увидев Гаврика, матрос перестал строчить. На его потномлице, сильно испорченном оспой, появилась улыбка, но, заметив за спиной Гавриканезнакомого гимназиста, матрос вопросительно поднял колосистые брови.

– Ничего, это тот самый чудак, который меня учит латинскому,– сказал Гаврик, из чего Петя мог заключить, что матросу хорошо известны всеобстоятельства жизни Гаврика.

– Что скажешь новенького? – спросил матрос.

– Ничего особенного, – ответил Гаврик. – Я как раз сегоднязаскочил до вас не по тому делу, а совсем по другому. Можете вы пошитьчеловеку, Гаврик показал головой на Петю, – флотскую фланельку казенногообразца?

– Материала подходящего нет.

– У него есть… Петя, покажи ему материал.

Петя подал сверток. Матрос раскинул на руках плотную, нолегкую и мягкую шерстяную ткань глубокого темно-синего цвета.

– Богатый материальчик! – сказал Гаврик не без гордости.

– Почем платили? – спросил матрос.

Петя сказал цену, и матрос со значением и, как показалосьПете, неодобрительно переглянулся с Гавриком.