– Не, – сказал Гаврик, – не думайте. Его батька –обыкновенный учитель. Они живут не слишком… Даже иногда нуждаются. Но у них какраз подошел такой случай, что непременно требуется пошить парнишке специальнуюфланельку.

И Гаврик, с удивившей Петю точностью и осведомленностью,рассказал матросу, для чего понадобилась Пете фланелька и куда именно заграницу собрался ехать учитель Бачей со своими сыновьями. При этом Петепоказалось, что Гаврик и матрос несколько раз понимающе переглянулись.

Может быть, мальчик и не обратил бы на это внимания, если быуже нечто подобное не случилось на Ближних Мельницах, куда Петя приходил даватьГаврику очередной урок латинского языка. Тогда, воодушевленный присутствиемМоти, которая до сих пор продолжала смотреть на Петю, как на существо высшее –с робостью тайного обожания, – мальчик расхвастался. Он стал с жаром описыватьпредстоящее путешествие, не жалея самых ярких красок и географических названий.Когда он дошел до красот Швейцарии, Терентий сначала незаметно переглянулся сГавриком, потом с гостем – Синичкиным, худым, чахоточным рабочим в сапогах ичерной сатиновой косоворотке под засаленным пиджаком.

Перехватив взгляд Терентия, Синичкин отрицательно мотнулголовой и пробормотал: «Нет, он сейчас уже не там», – или что-то в этом роде. Ивдруг спросил Петю, глядя на него в упор очень серьезно:

– А Францию вы посетить не собираетесь? В Париже не будете?

И когда Петя сказал, что если хватит денег, наверно, съездяти во Францию, то Синичкин опять многозначительно посмотрел на Терентия, нобольше они уже ничего у Пети не спрашивали.

Вообще Петя заметил, что предстоящая поездка за границувызвала у Гаврика и почти у всех людей его круга на Ближних Мельницах какой-тоособый, скрытый интерес, смысла которого он не понимал…

Вот и теперь. Матрос и Гаврик тоже переглянулись. Впрочем,подумал Петя, может быть, всегда так ведут себя в присутствии человека,собирающегося ехать за границу. Петя еще не выехал из своего родного города, ауже стал испытывать чувство новизны, подстерегавшее его на каждом шагу. Онвдруг попадал в какой-нибудь переулок, где еще ни разу в жизни не был, и сизумлением путешественника видел кафельный дом или палисадник, на которыйраньше никогда бы не обратил внимания.

Сколько раз он, например, проходил мимо круглых воротСабанских казарм, совсем не подозревая, что за этими воротами есть какой-тоновый, ни на что не похожий мир знойного, пустынного двора с ядрами и якорями иесть какая-то швальня, где матрос шьет на машине шерстяные сигнальные флаги, иесть старинные окна в глубоких сводчатых нишах, откуда совсем по-новому, дико инезнакомо, виднеется море, зовущее в еще более новую, незнакомую даль.

Осмотрев и похвалив материал, матрос согласился пошить Петефланельку, но заломил пять рублей. Решительно отстранив Петю рукой, Гавриксерьезно посмотрел на матроса, укоризненно покачал головой и сказал, что одинрубль и то чересчур. Они торговались до тех пор, пока матрос наконец согласилсяна два рубля, и то лишь потому, что Петя «свой человек». Что он при этом имел ввиду, Петя тоже не совсем понял.

Затем матрос вытер рукавом крышку большого флотскогосундука, сказал мальчикам: «Седайте, хлопцы», – и принес медный чайник скипятком. Они напились чаю вприкуску из жестяных кружек и наелись оченьхорошего житного хлеба, который матрос ловко и крупно нарезал, прижимая буханкук выпуклой груди.

Во время чаепития Гаврик и матрос вели между собой степеннуюбеседу, из которой Петя заключил, что матрос (его Гаврик называл «дядя Федя»)хорошо знаком с семьей Терентия и является дальним родственником со стороны егопокойной матери. Беседа шла все больше вокруг семейных и материальных вопросов.Но по нескольким недомолвкам и случайным фразам Петя понял, что между дядейФедей и Терентием, кроме чисто семейных, существуют и еще какие-то другиесвязи. Смысл их Петя уловить не мог, а только смутно почувствовал, что на негопахнуло чем-то забытым: грозным и тревожным воздухом Пятого года.

Наконец дядя Федя обмерил Петю ветхим клеенчатым сантиметромс облупившимися цифрами, пообещал сшить фланельку через три дня и обещание своеисполнил. Сверх того, из остатков материала он даром сшил мальчику ещематросскую шапку-бескозырку и надел на нее старую георгиевскую ленту с двумядлинными концами.

Петя посмотрел на себя в маленькое, неровное, как бысделанное из жести зеркало, висевшее на стене швальни рядом с цветным портретомШевченко, вырезанным из обложки «Кобзаря», и не мог скрыть счастливой,самодовольной улыбки, поползшей по его лицу до самых ушей.

Неожиданные затруднения начались при получении заграничногопаспорта из канцелярии градоначальника. Нужно было представить справку ополитической благонадежности. Это оказалось не так просто. Василий Петровичнаписал прошение, и через четыре дня на квартиру Бачей явился субъект изАлександровского участка с двумя понятыми, для того чтобы произвести дознание.Уже одно это слово – дознание – вызвало у Василия Петровича раздражение. Когдаже субъект из участка расселся в столовой, разложил на обеденной скатерти своигрязные полотняные папки, казенную чернильницу-непроливайку и стал официальнымтоном задавать Василию Петровичу глупейшие вопросы: какого он пола, возраста,вероисповедания, чина, звания и прочее, – Василий Петрович чуть было невспылил, но взял себя в руки и выдержал это двухчасовое испытание. Он поставилпод дознанием свою подпись рядом с корявой подписью понятого, дворника Акимова,и хлесткой подписью, с выкрутасами другого понятого, какого-то неизвестногопрыщавого молодого человека в технической фуражке с молоточками и страннойфамилией «Переконь».

Затем городовой принес Василию Петровичу повестку сприглашением явиться к господину приставу. И Василий Петрович явился ибеседовал с господином приставом у него в комнате на разные темы,преимущественно политические, а также объяснял ему, по каким причинам оставилгосударственную службу по министерству народного просвещения. Расстались онивполне дружески.

Но это оказалось не все. Еще нужно было представитьмножество нотариально заверенных копий с разных документов: послужного списка,метрики, свидетельства о смерти жены и т. п. Это потребовало массу времени ихлопот и было похоже на издевательство. Следовало сначала изготовить все этикопии без единой ошибки, а уже потом нести их к нотариусу. Петя всюду ходил сотцом.