Октябрь прошел безмятежно. Радиатор шипел и плевался, извергая резкий уксусный запах, будивший во мне воспоминания о подвале в доме моих покойных родителей, так что я редко включала отопление. Я не боялась холода. Мой визит к доктору Таттл в том месяце был малопримечательным.

— Как дела дома? — спросила она. — Хорошо? Плохо? Или как?

— Или как, — ответила я.

— У тебя в семейной истории есть небинарная парадигма? Геи, трансгендеры?

Когда я объяснила ей в третий раз, что мои родители умерли, что моя мать покончила с собой, доктор Таттл отвинтила крышку своего драгоценного флакончика африна, повернулась на кресле, запрокинула голову набок, так, что смотрела на меня теперь снизу вверх, и начала процедуру.

— Аллергия, и теперь я завишу от этого спрея для носа, — пояснила она. — Пожалуйста, продолжай. Твои родители умерли — и?..

— И ничего. Это нормально. Но я все еще не сплю по ночам.

— Прямо головоломка. — Она вернулась на исходное положение и убрала африн в ящик стола. — Ладно, я дам тебе мои новые пробники. — Она встала, открыла шкафчик и наполнила коричневый бумажный пакет для ланча упаковками препаратов. — Кошелек или жизнь, — сказала она, добавив мяту из чаши на ее столе. — Готовишь наряды к Хеллоуину?

— Возможно, я буду призраком.

— Практично, — заметила она.

Я вернулась домой и заснула. Не считая случайных моментов раздражения, у меня не было ни кошмаров, ни вспышек страстей, ни желаний, ни больших обид.

И во время этого мирного затишья в сонной драме я вступила в странную, призрачную реальность. Дни неслышно скользили чередой, не запоминаясь. В памяти осталась лишь знакомая вмятина на диванных подушках, пена в раковине, напоминавшая лунный пейзаж, мыльные пузыри, лопавшиеся на фарфоре, когда я умывалась или чистила зубы. Вот и все. А может, пена мне только снилась. Ничто не казалось мне теперь реальным. Сон, пробуждение — все сливалось в серый, однообразный полет на авиалайнере сквозь облака. Я больше не разговаривала мысленно с собой. Просто мне уже было нечего сказать. Тогда я и поняла, что сон привел к желанному результату: я все меньше и меньше была привязана к жизни. Если так будет продолжаться, то, по моим расчетам, я полностью исчезну и появлюсь в какой-то новой форме. Я надеялась на это. Мечтала об этом.

В ноябре, однако, произошли неприятные перемены.

Беззаботный покой сна сменился неприятным бунтом моего подсознания — во сне я стала делать что-то невообразимое. Я засыпала на софе и просыпалась на полу в ванной. Я замечала, что мебель переставлена. Я меняла вещи местами. Я совершала бессознательные походы в бакалейную лавку, потом пробуждалась и видела на подушке палочки от фруктового мороженого, оранжевые и ярко-зеленые пятна на простынях, половинку огромного маринованного огурца, пустые пакеты с картофельными чипсами, маленькие пакетики шоколадного молока на кофейном столике, надорванные сверху, и жвачку с отпечатками зубов. Придя в себя после очередного затемнения сознания, я, как обычно, пошла за кофе и попыталась немного поболтать с египтянами, чтобы узнать, насколько странно вела себя там в последний раз. Поняли они, что я была как сомнамбула? Не проболталась ли я о чем-нибудь? Может, флиртовала? Египтяне держались индифферентно и отвечали стандартными фразами или вообще не замечали меня, в итоге понять что-либо было трудно. Меня встревожило, что я выбиралась из квартиры, находясь в таком состоянии. Подобное поведение противоречило моему проекту спячки. Если я совершу преступление или попаду под автобус, шансы на новую, хорошую жизнь пропадут. Если бы мои бессознательные экскурсии ограничивались бакалейной лавкой, тогда ладно. С этим жить можно. Тут самое страшное — предстать дурой перед египтянами; мне всего лишь придется ходить в гастроном на несколько кварталов дальше по Первой авеню. Я молилась, чтобы мое подсознание ценило удобство. Аминь.

Примерно тогда начались и мои покупки нижнего белья, а также дизайнерских джинсов онлайн. Казалось, пока я спала, другая, поверхностная сущность моего «я» нацелилась на жизнь, полную красоты и сексуальной привлекательности. Я записывалась на воск. Я бронировала визит в спа-салоны, где предлагались процедуры с инфракрасными лучами, очистительные клизмы и массаж лица. Однажды я даже уничтожила свою кредитную карточку в надежде, что это удержит меня от заполнения моего несуществующего ежедневника причудами той особы, которая жила в моем теле. Через неделю в почте появилась новая кредитка. Я разрезала ее пополам.

Уровень моего стресса возрастал. Я больше не могла себе доверять. Казалось, я должна теперь спать с открытыми глазами. Я даже прикидывала, не установить ли мне видеокамеру для записи моих действий в беспамятстве, но я понимала, что это лишь докажет, что я саботирую собственный проект. Камера не остановит меня, ведь я не смогу видеть ее, пока не проснусь. Так что я пребывала в панике. Пытаясь погасить тревожное состояние, я удвоила дозы ксанакса. Я потеряла счет дням и в результате пропустила визит к доктору Таттл в ноябре. Она позвонила и оставила мне сообщение.

«Я вынуждена оштрафовать тебя за неявку в срок. Позволь напомнить, что ты подписывала согласие на соблюдение моих правил. На отмену визита дается двадцать четыре часа. Большинство докторов требуют, чтобы пациент сообщал об отмене за тридцать шесть или сорок восемь часов до запланированного приема, так что, по-моему, я очень великодушна. И меня заботит, что ты так легкомысленно относишься к своему ментальному здоровью. Позвони мне, чтобы договориться о новой дате. Мяч в твоей корзине». Она говорила строго. Я почувствовала себя ужасно. Но когда позвонила и стала лепетать извинения, ее тон был уже нормальным.

— До четверга, — сказала она. — Ну, пока.

Между тем я все больше времени проводила в интернете. Просыпаясь, я видела, на экране записи моей болтовни в чате «Эй-Оу-Эл» с незнакомыми людьми из таких мест, как Тампа, Спокан и Парк-Сити в штате Юта. В часы бодрствования я редко вспоминала о сексе, но во время медикаментозных провалов моя похоть, вероятно, возрастала. Я просматривала записи. Все были на удивление вежливыми. «Как дела?» — «Нормально, спасибо, как ты? Хочешь секса?» И в таком духе. Я с облегчением увидела, что никому не сообщила свое настоящее имя. В чате я была «Вупигёлберг2000». «Зови меня Вупи». «Зови меня Рива», — написала я однажды. Фото гениталий, которые присылали парни, были жутко банальными, с неполной эрекцией, ничего выдающегося. «Твоя очередь», — писали они. Обычно я меняла тему: «Какой у тебя любимый фильм?»

Но однажды я проснулась и обнаружила, что вытащила свой цифровой фотоаппарат и отправила куче незнакомцев снимки моей задницы, сосков и зева. Я написала им, чтобы они пришли, и «связали меня», и «взяли меня в заложницы», и «вылизали мою киску, как тарелку со спагетти». С тех пор я взяла за правило каждый раз, когда принимала таблетки, а это было примерно через каждые восемь часов, убирать в шкаф компьютер, выключать телефон, класть в пластиковый контейнер, запечатывать липкой лентой и засовывать на самый верх подвесного кухонного шкафчика.