Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последние дни войны узники Маутхаузена сформировали Международный комитет, который принял на себя руководство лагерем с 5 мая 1945 года, когда туда пришли американские освободители. Комитет без раздумий взял правосудие в свои руки.
Они оцепили лагерь и казнили всех охранников и эсэсовцев, не успевших скрыться. За ночь члены комитета убили восемь капо и шесть эсэсовцев.
Несколько узников из Польши и России, входивших в комитет, подошли к Зигберту и сказали: «Мы взяли того капо, который бил тебя шлангом. Ты должен помочь нам его убить».
Зигберт прошел в соседний барак, где увидел капо, истекающего кровью от уже полученных побоев. Какой-то бывший узник вручил Зигберту деревянную ножку от сломанной табуретки и жестом показал, что наступила его очередь.
«Я ударил его один раз, – вспоминал Зигберт, – но я был так слаб, что я мог сделать одним ударом? Ничего. А вот другие сделали то, что сделали. Я не могу их обвинять, но я не одобряю ни мести, ни убийств, и я никогда никого не убивал».
В первый день свободы узники сразу же бросились искать в лагере еду. Но все, что удалось найти, – мешки с сушеным кормом для животных на складе. «Они съели этот корм и запили водой, – сказал Зигги. – Большая ошибка. Из-за воды у них раздуло желудки, и некоторые заключенные умерли. Я выбрался наружу и на дороге нашел пачку макарон, которые съел сырыми. Это была моя первая пища на свободе».
На момент освобождения от девятнадцатилетнего Зигберта оставались кожа да кости, он весил килограммов сорок и умирал от измождения, недоедания и пневмонии.
«Я плакал, – сказал он Нартелям. – Не о себе. Я плакал об остальных, которых даже пища не смогла спасти от смерти»[36].
Армия США эвакуировала спасенных узников из Маутхаузена и отправила некоторых из них на восстановление в госпиталь Красного Креста в австрийском Линце. Здесь Зигберт и Лотар воссоединились: волею судеб они попали в один и тот же госпиталь. Лотар показал Зигберту газетную вырезку со своей фотографией, сделанной в день освобождения лагеря Эбензее. У одного из первых американских солдат, вступивших в этот филиал Маутхаузена, был фотоаппарат Kodak, и он сфотографировал Лотара – тонкого как прутик и одетого в одно лишь полотенце. Когда солдат вернулся домой, он продал этот снимок в газету New York Post, где его напечатали на первой странице. Так родители Лотара и узнали, что их сын пережил Холокост: они увидели фотографию на первой странице газеты. Он был уже взрослым, но выглядел как ребенок, сильно исхудал и съежился. Лотар до конца жизни носил в своем бумажнике эту газетную вырезку.
Зигберт и Лотар провели в госпитале Красного Креста два месяца. Как только они в достаточной степени набрались сил, то отправились работать в службу контрразведки армии США, действовавшую в Австрии и Баварии и имевшую штаб-квартиру в Линце. Они вызвались работать без оплаты, чтобы выказать благодарность своим освободителям и помочь в поиске нацистов – своих бывших угнетателей. Лотару досталась офисная должность в штаб-квартире службы.
Зигги же должен был собирать информацию обо всех, кто мог предстать перед судом за военные преступления. Он опрашивал жителей города, чиновников Линца и спасенных узников из ближайших лагерей для перемещенных лиц. По результатам этих опросов он составлял списки потенциальных нацистских преступников.
Несмотря на молодость Зигберта и отсутствие у него опыта, в контрразведке Зигберта считали идеальным следователем, поскольку он имел склонность к нестандартному решению проблем и свободно говорил на английском. В Освенциме он также выучил достаточно слов, чтобы кое-как объясняться на польском и русском, а спустя год работы приемлемо говорил и на английском. Большая часть из около двух тысяч нацистских преступников, обвиненных в военных преступлениях с 1945 по 1949 год, были арестованы в первые месяцы после войны, когда многие бывшие функционеры из числа начальства концлагерей и партийные бонзы все еще прятались в ближайших лесах и городах. В это время руководство контрразведки дало 21-летнему Зигберту право производить аресты по собственной инициативе.
«В Линце было больше нацистских преступников на квадратный километр, чем в любом другом городе Европы, – рассказывал Зигги Нартелям, – но несложно было отличить преступников от обычных людей[37]. Я ничего не боялся, но после того, как я пережил Освенцим, не собирался погибать в процессе поимки нацистских военных преступников. Поэтому я получил разрешение набрать себе вооруженную группу поддержки и взял туда трех неевреев: двух американцев и русского». Команде Зигберта выдали джип и отправили на охоту. «Отправляемся на охоту за нацистами!» – объявил Зигберт подчиненным.
В это время местные жители имели основания сотрудничать с размещенными в их городах войсками союзников. В обмен на важную информацию о возможных военных преступниках на некоторые детали прошлого мирных горожан можно было закрыть глаза. Например, если человек работал мелким чиновником в местном нацистском правительстве или ходили слухи о том, что он был поставщиком питания или товаров в концентрационные лагеря, американские оккупационные власти готовы были забыть об этом в обмен на помощь в поисках высокопоставленных нацистских преступников.
Один из местных жителей указал контрразведчикам возможную ниточку. Он рассказал о состоятельной паре, прежде жившей в роскошных апартаментах на главной улице. Они могли скрывать что-то, о чем хотела бы узнать контрразведка. «Он тут местная знаменитость, – пояснил обратившийся. – Чемпион по велоспорту».
Предъявив хозяину дома удостоверения, выданные американской армией, Зигберт и его команда вошли в квартиру, и четверо офицеров начали проводить тщательный обыск.
«Это была роскошная двухуровневая квартира, – рассказывал Зигберт, – с дорогой мебелью. Не каждый мог позволить себе жить здесь. Откуда у этого парня такое великолепное жилище? Он явно был не так прост. Мы провели в квартире два часа. Самым интересным, что мы нашли, оказались восемнадцать секундомеров, что подтверждало информацию нашего источника: этот человек был по меньшей мере полупрофессиональным спортсменом. А если так, то у него могли быть какие-то письма, связывавшие его с большими людьми».