Они ехали по шахтерским городкам Аппалачских гор, где царил профсоюзный лидер Джон Льюис, который смог добиться высоких заработков для членов своего профсоюза, буквально катком уничтожив своих оппонентов, включая правительство Соединенных Штатов. Буквально за несколько дней до того, как «додж» Зигги и Ларри оказался в этой части страны, Льюис призвал к общенациональной забастовке. Из-за этого у большинства жителей региона не хватало денег даже на еду, а не то что на модные галстуки. За первую неделю на дороге Зигги и Ларри заработали меньше сотни долларов. Этого едва хватило на бензин и еду.

После нескольких звонков в Нью-Йорк Зигги добавил к ассортименту мужские спортивные майки и женские стеганые халаты, но и это не помогло. Проблема была не только в том, что продажи шли плохо: Зигги и Ларри говорили с сильным немецким акцентом, и как только владельцы магазинов понимали, что перед ними европейские евреи, то сразу объявляли, что ничего покупать у них не будут. К лету 1949 года казалось, что дорожное предприятие себя не оправдало, но тут Зигги и Ларри доехали до дома брата Ларри, Вернера, во Флинте, штат Мичиган.

«Я знаю одну компанию, – сказал Вернер. – Она называется National Pictures, но при этом она местная, а не общенациональная и не занимается кино или картинами. Они отправляют коммивояжеров ходить от двери до двери с товарами из их каталога. Можно не заниматься этим целый день. Просто скажите им, что вы переезжаете сюда, и они вас мало-помалу обучат. Будете продавать, например, одеяла или такие маленькие лампочки, которые крепятся к телеприемникам».

В компании было пятьдесят сотрудников, которые зарабатывали по 75 долларов в неделю плюс комиссионные. В то время это было целым состоянием, зато им приходилось закрывать глаза на то, что они делали.

«95 % товаров продавались беднякам, которые могли бы купить те же товары дешевле в магазине, – вспоминал Зигги, – но у них не было денег заплатить сразу. Мы продавали им лампу, покрывало, постельное белье или что-то в этом духе – и они платили в рассрочку, по доллару-два в неделю. Покупать у нас было удобно, но прежде всего нам нужно было, так сказать, вставить ногу в дверной проем. Можно было не пытаться предлагать холодильник, кресло-качалку или кровать – нужно было предложение, которое откроет перед тобой дверь. Поэтому мы продавали такой странный предмет, который выглядел как цветочный горшок, только с проводами. Внутри была одноваттная лампочка, которая якобы была полезна для зрения, если смотришь телевизор. Конечно, это была ложь. Поскольку она была очень тусклой, мы называли ее лампочкой любви. Компания закупала их по три доллара за штуку, а мы продавали ее за 12 долларов 95 центов. Нам нужно было также говорить, что лампочки сделаны инвалидами войны, что тоже было неправдой. После же того как они покупали лампочку любви, вы могли уже продать им и швейную машину или другой дорогой товар из каталога».

Однажды ночью Зигги и Ларри ехали в машине по Мичиган-авеню в детройтском квартале красных фонарей. Солнце уже село, и в середине августа создалось ощущение Рождества: маленькие красные лампочки светили изо всех стеклянных витрин вдоль улицы. Двадцатичетырехлетнему Зигберту еще не доводилось видеть женщин в тонких халатиках, выставляющих себя в окнах. Может быть, они купят лампочки любви? Он подошел к полуобнаженной темнокожей женщине, стоявшей в открытой витрине.

«Я хочу вам кое-что показать», – сказал он, роясь в сумке.

«Я хочу показать тебе кое-что получше», – ответила она, принимая призывную позу.

Зигги осмотрелся на улице и поразился многонациональности бизнеса, который процветал на Мичиган-авеню. Здесь были люди всех цветов кожи, как если бы никакой дискриминации не существовало. Он был в восхищении. В детстве, еще до переезда в Америку, единственным темнокожим, которого он видел, был огромный силач из берлинского цирка, который, по мнению маленького Зигберта, был трехметрового роста. Темнокожие все еще составляли для него загадку.

На следующий день мистер Фокс, региональный менеджер National Pictures, отвез их к первому пункту назначения. «Сейчас я покажу вам, как надо продавать», – сказал он. Он подошел вместе с ними к первому дому на улице и постучал в дверь. Им открыла полная темнокожая женщина, рядом с которой стояла ее симпатичная шестнадцатилетняя дочка. «Ну и что у нас сегодня на обед? – громко спросил Фокс и шлепнул обеих по заднице. Повернувшись к двум молодым коммивояжерам, он провозгласил: – Вот так с ними и надо!»

Зигги не пришлось по вкусу вульгарное поведение босса. «Я лучше умру, чем буду продавать вот так», – сказал он Фоксу, тем самым положив конец своей карьере и карьере Ларри в National Pictures.

Зигги навсегда останется благодарен Ларри за то, что тот спас ему жизнь в Освенциме, но их деловые отношения оказались неудачными. Двое друзей простились, и Зигги вернулся в квартиру своей сестры в Пассаике, штат Нью-Джерси. Он продолжал время от времени звонить Ларри, но настало время выбирать свою дорогу.

Он переехал в квартиру в трех домах от дома сестры, состоявшую из маленькой кухоньки и жилой комнаты. Большую часть кухни занимала металлическая ванна. Накрыв ванну деревянной доской, Зигги мог устроить себе единственный в квартире стол. Туалет был в коридоре этажом выше. Он платил за квартиру 26 долларов 50 центов в месяц, а еще за пять долларов купил себе подержанную односпальную кровать и деревянный платяной шкаф.

Как-то раз, окинув взглядом свою крошечную квартирку, он назвал свои бытовые условия «малоэффективной эффективностью», что было еще довольно сдержанной характеристикой убожества этого жилья.

В том же 1950 году бизнесмен Джером Сисселман перевез семью в большой комфортабельный дом в Ньюарке, штат Нью-Джерси. Его дочь Наоми всего за два семестра стала лучшей ученицей года в школе Виквахик, к огорчению одноклассников, учившихся в Ньюарке гораздо дольше. Помимо других достижений, Наоми была круглой отличницей и настолько овладела ивритом, что могла учить детей в местной синагоге.

Джером и его жена Лоррейн родились в США в 1903 году. Джером преуспевал на рынке недвижимости Нью-Джерси и со временем стал владельцем промышленного парка, нескольких больших кладбищ (христианских и еврейских) и сотен акров земли в Медоулендсе, всего в получасе езды от Нью-Йорка. Лоррейн страдала меланхолией[40] и порой впадала в кататонический ступор – смотрела и говорила в пустоту. Иногда Наоми удавалось приводить мать в чувство, предлагая ей что-нибудь приготовить. Лоррейн великолепно делала кугель – пудинг из яичной лапши; кишкес – фаршированные говяжьи внутренности; латкес – картофельные оладьи; а также другие калорийные блюда еврейской кухни, благодаря которым Наоми была довольно полной в период своего обучения в школе.

Сисселманы были ортодоксальными евреями; они опасались, что их дети могут ассимилироваться и вступить в брак с представителями иной веры, так что тщательно следили за их выбором друзей. Джером основал в Ньюарке ешиву – ортодоксальную иудейскую школу – и в целом не считал, что девочкам нужно получать светское высшее образование. «Это бессмысленно, – говорил он Наоми. – Лучше выйди замуж». Наоми предложила отцу такое условие: если она окончит школу Виквахик в первой десятке, он разрешит ей поступать в колледж. Она кончила девятой и поступила в Учительский колледж Монтклера в Нью-Джерси.