это общение все больше сближало их. Граф Прованский был более склонен к занятиям наукой и чтению. Он рано располнел, приобретя сахарный диабет, от которого ему было суждено страдать всю жизнь. Граф д’Артуа, напротив, до положенного срока познал все радости жизни, был неунывающим гулякой и франтом, обладавшим тремя сотнями пар обуви и поставившим себе целью менять их каждый день.

Как только молодые люди достигли брачного возраста, их женили, причем невестами были выбраны родные сестры, принцессы Мария-Жозефина (вышла замуж в 1771 году) и Мария-Тереза (замужество в 1773 году) из дома королей Савойских[17]. Это сильно взволновало императрицу Марию-Терезию, которая убоялась изменения политической ориентации Франции. Но ее дочь это ничуть не огорчило, когда она убедилась, что новоприбывшие некрасивы и вряд ли могут составить ей конкуренцию.

Мария-Жозефина отличалась мощным телосложением, настоящей гривой черных волос, сросшимися на переносице густыми черными бровями, хорошо выраженными усиками над верхней губой, от чего пошли слухи, что у нее волосатая грудь. Ее сестра, напротив, смахивала на карлицу и была совершенно невидной особой, с невыразительными глазами, слишком длинным носом и слишком большим ртом.

— Она танцует, отряхиваясь подобно мокрой собаке! — язвили при дворе.

Поэтому при дворе никто не удивлялся, что ее супруг, граф д’Артуа, регулярно ездил в Париж отдохнуть в обществе известной куртизанки Розали Дюте. Она специализировалась на том, что лишала девственности сыновей знати и составила себе в этой области уникальную репутацию.

Зато жизнь Марии-Антуанетты стала немного веселее и разнообразнее. Молодые люди образовали тайное общество[18], занимавшееся постановкой любительских спектаклей. Репетиции проходили в помещении на антресольном этаже, куда никто не заходил. Режиссером был библиотекарь Марии-Антуанетты, г-н Кампан, заодно исполнявший роли благородных отцов. По воспоминаниям мадам Кампан[19], «граф Прованский исполнял свои роли с полной невозмутимостью, граф д’Артуа, — довольно хорошо, с большим изяществом, принцессы — из рук вон плохо. Дофина же представляла с тонкостью и чувством».

Мария-Антуанетта прожила во Франции почти три года, прежде чем смогла попасть в Париж. Как мы помним, первая попытка была неудачной из-за катастрофы, случившейся после фейерверка. Наконец, в самом разгаре карнавала, король позволил чете дофинов и графам Прованским посетить маскарад в Опере. Молодая женщина пришла в восторг, хотя их быстро узнали.

В том же году, 8 июня, состоялся торжественный въезд Марии-Антуанетты в Париж, непременная церемония для женщин, которым предстоит вступить на престол Франции. Под залпы пушек дофин с супругой в золоченой карете проследовали до собора Нотр-Дам, где состоялась торжественная служба. Далее они почтили своим присутствием обед в Тюильри, после которого чета вышла на главный балкон, где их приветствовали громовые выкрики собравшихся. Герцог де Бриссак льстиво ввернул комплимент дофине:

— Мадам, здесь присутствует двести тысяч влюбленных!

Граф де Мерси отправил императрице полный отчет о триумфе ее дочери, как обычно, превознося ее достоинства и кисло отметив, что дофин выглядел «приложением» к своей блестящей супруге. Мария-Антуанетта в свою очередь выразила благодарность матери за свое удачное замужество:

«Я была самой младшей, но она обращалась со мной как со старшей; потому душа моя полна самой нежной признательности».

Дофина была в восторге от такого приема и навсегда влюбилась в Париж. Позднее она приезжала туда смотреть спектакли в Комеди-Франсез. Весной 1774 года Мария-Антуанетта внесла решающий вклад в триумф композитора Глюка с его оперой «Ифигения». В Париже дофина испытывала ощущение свободы от оков этикета Версаля, и это сослужило ей дурную службу. Здесь она чувствовала себя раскованной и любимой, тогда как в Версале у нее постепенно разладились отношения с королем.

Охлаждение

Во-первых, Мария-Антуанетта начала надоедать ему своими бесконечными просьбами. Началось с того, что дофина пожелала сама выбирать людей для заполнения вакансий, образовавшихся в ее штате, хотя это было прерогативой короля. После пары случаев, когда ее попытки протолкнуть свои кандидатуры оказались безуспешными, дофина обратилась к Людовику ХV с письменным прошением[20]:

«Для меня было огорчительно видеть в моем штате мадам де Сен-Мегрен, и прежде всего в должности камер-фрау. Я питаю слишком глубокое доверие к дружбе моего дорогого отца, чтобы поверить, что он хотел причинить мне сие расстройство; настоятельно умоляю его избавить меня от сего».

Король согласился, но воспользовался этим случаем, чтобы напомнить жене внука об ее обязанностях:

«Когда должности освобождаются, либо по смерти, либо по отставке, надеюсь, что вы дадите согласие на лиц, которых я вам предлагаю».

На следующий год, не спрашивая ее мнения, он назначил на вакантное место мадам де Коссе.

Тем не менее, когда Людовик мог, он старался доставить ей удовольствие. Марии-Антуанетте очень хотелось научиться ездить верхом, против первоначально были как король, так и императрица, ибо опасались, как бы эти уроки не повредили возможной беременности. В конце концов Людовик согласился, чтобы дофина брала уроки, восседая на смиренном ослике. Матери она вообще соврала, что отказалась от своей мечты. Но ослик ее не устраивал, и был составлен небольшой заговор в союзе с Мадам Аделаидой, когда дофина доезжала на осле до поляны, на которой ее ожидал конюх с лошадью. В конце концов, когда об этих уроках все-таки прознала императрица, Мария-Антуанетта стала оправдываться тем, что королю и дофину доставляет удовольствие видеть ее верхом на коне.

Что касается ее отношений с Ведомством королевских строений, здесь она не сдерживала ни свое нетерпение, ни непререкаемое стремление повелевать. Еще в ожидании ее прибытия начали подготавливать покои на первом этаже. Но казна была пуста, и работы затянулись. Потолок в комнате дофины грозил обрушением, поэтому из экономии было решено сделать его безо всяких украшений. Но здесь восстал архитектор короля, знаменитый Габриэль, который был против диссонанса, возникавшего по сравнению с интерьером других комнат. Дофине же позарез нужно было воцариться в своей комнате, и она с негодованием потребовала немедленного завершения работ, не пренебрегая как возражениями архитектора, так и жалобами рабочих. Ремонт спешно закончили, а в качестве утешительного приза на карнизе установили чашу, поддерживающую двуглавого орла, над которым парили два амура, несущие