До недавнего времени человеку приходилось быть разносторонним, чтобы выжить. Но развитие сложных промышленных технологий, огромные масштабы производства продовольственных товаров, всеобщая доступность массовых развлечений, которую обеспечивают интернет и телевидение, а также компьютеризация даже самой низкоквалифицированной работы обеспечили процветание взгляда на мир, свойственного узким специалистам, в ущерб нашим разносторонним личностям.

Предпринимательская, инновационная и творческая деятельность требует широты подхода. На самых высших уровнях науки разносторонность жива и здравствует – ученые постоянно берут что-то из других областей, чтобы достичь прогресса в своей. Главная проблема на сегодняшний день – как заново включить наше утраченное наследие многообразных умений в повседневную жизнь и работу.

Окончив университет, я, вместо того чтобы заняться традиционной карьерой, отправился в Японию и три года изучал там боевые искусства. Там мне впервые пришла в голову идея, которая со временем оформилась в концепцию умений. Целый год я провел в додзе, где тренировались сотрудники спецподразделений токийской полиции. Я прошел путь от новичка до инструктора с черным поясом, занимаясь по пять часов пять дней в неделю, но это, можно сказать, было почти случайностью. Главное, что я там узнал, – это как нужно учиться.

Японский метод обучения заключается в том, чтобы разбить все на самодостаточные программы, которые работают сами по себе, но при этом ведут к некоему большему целому. Частью этого метода является ката – повторяющиеся движения, например удары руками или ногами, но в айкидо часть из них становится «приемами» – способами обездвиживания противника. Каждый отдельный прием, например плечевой захват шихо-наге, возможен в бесконечных вариациях (с различными ингредиентами и временем приготовления, если проводить аналогии с кулинарией), что позволяет ученику экспериментировать и расти. Один очень способный практик айкидо изучал только этот прием, и даже сам основатель этой дисциплины Морихэй Уэсиба писал, что «все айкидо заключается в шихо-наге».

Следующие несколько лет я перерабатывал идеи, которые почерпнул в Японии. Очень полезной для дальнейшего развития идей разносторонности и их применения в жизни показалась мне книга «Учиться, как учиться» Идриса Шаха[18]. Я уже сам понимал, что сверхспециализация в одном предмете – это иллюзорный путь. Виктор Франкл в своей классической книге о выживании в фашистском концлагере «Человек в поисках смысла»[19] доказал (насколько это вообще возможно), что человек – это не андроид, стремящийся только избежать боли и найти наслаждение, а главным стимулом для него является смысл. Он выделил три области, которые повышают ощущение осмысленности в повседневной жизни: забота о других людях, самовыражение в искусстве или производстве чего-либо и выбор собственного отношения к страданиям и неудачам.

Идея специализации как главного в жизни ведет к ослаблению ощущения смысла. Чем у́же ваш взгляд на мир, тем более бессмысленным кажется все, что выходит за его пределы. Ценность для вас приобретает только ваш собственный узкий сектор деятельности. Вы обнаруживаете, что вас гораздо меньше интересуют другие сферы деятельности и люди, которые этим занимаются. Чем меньше вы создаете и производите, тем менее осмысленным кажется мир.

Если вы страдаете от боли или потери, как бывает с каждым из нас в жизни, гибкость разума – понятийная гибкость, – позволяющая пересмотреть ситуацию, часто может означать разницу между жизнью и смертью. Все новые и новые поколения исследователей продолжают подтверждать наличие тесных связей между душевным и физическим здоровьем. Разносторонний ум просто располагает бóльшими и лучшими ресурсами для сопротивления ударам судьбы, чем узконаправленный менталитет специалиста.

По следам Бёртона

Я изучал биографии более 100 знаменитых гениев и эрудитов. Особенно меня покорили двое – Ричард Фрэнсис Бёртон, исследователь Викторианской эпохи, и Клод Шеннон, отец теории информации.

Считается, что Бёртон мог читать и писать более чем на 20 языках, но при этом его выгнали из университета всего лишь после года обучения, большую часть которого он провел в обществе цыган и других нерадивых студентов (преступлением, которое определило его судьбу, стала поездка через город в конном экипаже в день, когда это было запрещено).

В университете он не слишком интересовался учебой, но все изменилось, когда он вступил в армию в Индии, где стал специализироваться на языках, занимаясь иногда по 11 часов в день, но всегда – спринтерскими рывками по 15 минут, переключаясь с одной темы на другую в пределах одного и того же предмета изучения. Очень многие энциклопедисты считают такие короткие периоды интенсивного и специализированного интереса ключом к обучению. Такая «последовательная одержимость» очень сильно отличается от многозадачности, которая, как было показано, гораздо менее эффективна.

Уволившись из армии, Бёртон занялся изучением Ближнего Востока (там он, замаскировавшись, посетил Мекку), а также Африки, написав труд «Озерные регионы Экваториальной Африки» (Lake Regions of Central Africa), которым впоследствии руководствовались многие исследователи, в том числе Ливингстон и Стэнли.

У Бёртона было много интересов, и во многих из них – географических исследованиях, переводах, фехтовании – он демонстрировал высший уровень (например, считался одним из лучших фехтовальщиков Британии). Он, как Гёте и Леонардо да Винчи до него, раскрыл один из секретов разносторонности занятий: мастерство до определенной степени переносится из одной сферы в другую.

Жонглирующий гений

Клод Шеннон – отец теории информации, признанный гений ранней эпохи развития компьютеров, внесший вклад в различные области науки. Математик Говард Гарднер назвал его магистерскую диссертацию «Символический анализ релейных и переключательных схем» «возможно, самой важной, а также самой известной магистерской работой столетия». Затем он переключился с электротехники на биологию и защитил докторскую диссертацию на тему «Алгебра теоретической генетики».

Ученый-энциклопедист Шеннон был, кроме того, искусным жонглером, ездил на уницикле и прекрасно играл в шахматы. Он написал первую компьютерную шахматную программу и изобрел много вещей, как полезных, так и смешных, например прыжковую ходулю с мотором и фрисби на ракетной тяге.

Именно интерес Шеннона к умению жонглирования привел его к очень плодотворным идеям, а также показал, что нечто на первый взгляд бесполезное (а многие считают жонглирование просто развлечением) на самом деле может быть прекрасным «входным навыком», то есть таким, который приводит вас от хвоста к целой собаке.

Самое древнее изображение комических фигур жонглеров (и борцов) найдено на стене усыпальницы Бени-Хасан в Верхнем Египте, на берегу Нила неподалеку от Эль-Миньи. Эти изображения датируются 1994–1781 гг. до н. э., то есть им почти 4000 лет. В других древних культурах, например китайской, южноамериканской и индийской, жонглирование также известно на протяжении многих веков. В Европе оно стало коронным номером ярмарок и бродячих цирков, которые часто ассоциировались с обманом и разнообразным мошенничеством.