– В чем? – быстро спросил Корсак.

– Видишь ли, фламандцы никогда и ничего не изображали зря. Каждый предмет, изображенный на картине, – это символ. Вот, например, часы без стрелок и скелет. Скорей всего, они должны были наводить зрителя на мысль о «vanitas» – бренности и скоротечности земного бытия. Художники тех времен любили изображать на картинах подобные штуки. Особенно жаловали черепа.

– Да, я об этом читал, – кивнул Глеб. – Что-то вроде напоминания человеку о том, что его тщеславию и гордыне грош цена. Это как если бы ты выполнил заказ богача и одновременно плюнул ему в лицо.

Северин подергал пальцами бородку и усмехнулся:

– Слишком грубо, но, по сути, верно. Случайности в данном случае абсолютно исключены. Каждая деталь не только тщательно прорисовывалась, но и основательно продумывалась.

Глеб снова покосился на фотографию и усмехнулся:

– Значит, кухарки, зажимающие носы, и алхимик, собравшийся продать душу дьяволу, каким-то образом связаны? И непременно с художником, который сидит за столом и беседует со своей смертью?

– Именно так, – ответил Северин.

Глеб смотрел на него недоверчиво.

– Но какая может быть связь между вонью и проданной душой? – спросил он. – Может, Тильбох намекал, что отягченная грехами душа не только плохо выглядит, но и дурно пахнет? Ради такого простого вывода не стоило корпеть над работой. К тому же…

В кармане у Глеба зазвонил телефон.

– Прошу прощения. – Журналист прижал трубку к уху.

– Алло, господин Корсак? – раздался в трубке взволнованный голос реставратора.

– Он самый.

– Это Долгих вас беспокоит. Вы можете сейчас приехать?

– А что случилось?

– Не по телефону. Приезжайте, – я все покажу. И вот еще что. Я буду чрезвычайно благодарен, если Елизавета Андреевна приедет с вами.

– Это еще зачем?

– Она владелица картины.

– Будущая владелица, – поправил Корсак.

– Это не меняет дела. Когда вас ждать?

– Это будет зависеть от Елизаветы Андреевны, – сказал Глеб.

– Приезжайте, как только сможете!

– Хорошо. – Глеб, отключил связь и сунул телефон в карман брюк.

– Что? – поинтересовался Северин. – Труба зовет?

– Да, мне пора. Спасибо за бесплатную лекцию, Игорь Федорович.

– А кто тебе сказал, что она бесплатная? – насмешливо вскинул брови Северин.

– Вы правы. С меня бутылка… я забыл, что вы пьете?

– «Зеленую фею», – весело сказал профессор. – Как Ван Гог и Артюр Рембо.

– Значит, ждите нас с «феей». Но разопьем мы ее вместе, если не возражаете.

– Напротив, буду рад!

Долгоносика было не узнать. Грустное лицо сияло, как начищенная сковорода. Поглядывая на Корсака, он лукаво усмехался и потирал ладони с видом человека, посвященного в большую тайну, которую он больше не в силах хранить.

– Елизавета Андреевна, вы должны это видеть! – воскликнул Долгих, едва Глеб и Лиза вошли в прихожую. – Идемте же!

Не дав гостям раздеться, Долгоносик потащил их в комнату.

– У него такой вид, будто он нашел бриллианты, – шепнула Лиза на ухо Корсаку.

Реставратор усадил гостей в кресла, прямо напротив мольберта, на котором стояла картина ван Тильбоха. С тех пор как Глеб видел ее в последний раз, она нисколько не изменилась.

– Ну? И где ваши брильянты? – поинтересовался Корсак, вставляя в рот сигарету.

– Какие брильянты? – удивился реставратор.

– Это я так, к слову. – Глеб поднес к сигарете зажигалку, но Долгоносик властно взял его за запястье худыми, длинными пальцами.

– Пока вы у меня в доме, вам придется воздержаться от курения, – строго сказал он. – Это вредная привычка. К тому же это может повредить живописному слою картины.

– Как скажете. – Корсак убрал сигарету обратно в пачку.

– Итак, – снова заговорил Долгоносик, глядя на Лизу Фаворскую сияющими глазами. – Вы готовы узнать кое-что удивительное?

– Я вся внимание, – заверила его Лиза, складывая ладони на коленях, как примерная школьница.

Глеб посмотрел на мятую пачку сигарет и со вздохом запихал ее в карман рубашки.

– Надеюсь, оно того стоит, – пробормотал он.

Долгих бросил на Корсака сердитый взгляд, взял со стола рентгеновский снимок картины и протянул Лизе:

– Елизавета Андреевна, взгляните на этот снимок. Только внимательнее. Вы видите что-нибудь необычное?

Лиза внимательно вгляделась в снимок, затем перевела взгляд на стоящего на мольберте Тильбоха – и обратно на фотографию. Ее светлые бровки взлетели вверх. Она коротко присвистнула и проговорила:

– Вот это да!

– Разрешите взглянуть. – Корсак довольно бесцеремонно вынул снимок из пальцев девушки и подошел с ним к картине. Некоторое время он изучал снимок, сравнивая его с картиной, потом крякнул от удивления и произнес:

– Если не ошибаюсь, вы обнаружили следы позднейших дорисовок?

– И вы это говорите таким спокойным голосом?! – Долгоносик вырвал снимок из рук Глеба и снова передал его девушке. – Елизавета Андреевна, вы только посмотрите! – проговорил он дрожащим от возбуждения голосом. – Ну не чудо ли? Это же настоящая сенсация! Видите? Вот тут! Раньше на столе стояла свеча. Кто-то закрасил ее, а поверх нарисовал ключ.

Лиза легонько потерла пальцем призрачно-зеленоватый контур свечи на фотографии. Потом рассеянно посмотрела на палец, словно ожидая, что на нем останутся следы.

– Да. Действительно, похоже на свечу, – проговорила она.

– А теперь посмотрите вот сюда! – Долгоносик ткнул костлявым пальцем в снимок. – Раньше вот этой картины на стене не было!

– Что же было? – изумленно спросила Лиза.

– Голая стена. Просто стена!

– И все?

– И все, – кивнул реставратор.

– Честно говоря, я ничего не понимаю. Кто-то закрасил свечу, а на ее месте нарисовал ключ. Но этого ему показалось мало, и он нарисовал на стене еще одну картину. Кстати, что на ней?

– Монах-алхимик, – ответил вместо реставратора Глеб. – Предположительно, святой епископ Феофил, продавший душу дьяволу.

– Это настоящая сенсация! – прошептал Долгих. Его синие очки сползли на кончик носа. Не замечая этого, он блаженно зажмурил грустные глаза и с улыбкой произнес: – Представляю, что скажут мои друзья-реставраторы, когда я поделюсь с ними своей находкой!

– Ничего не скажут, – снова подал голос Корсак.