Ехал на метро и с настороженным интересом наблюдал по сторонам, во всем выискивая несовпадения. Первое, что привлекло внимание, это отсутствие нищих стариков и инвалидов, просящих милостыню в переходах подземки. В моем мире, как правило, на каждой станции один или двое обязательно присутствовали. Здесь же не было даже намека на то, что они вообще существуют.

Следующим несоответствием были объявления диктора в громкоговорителях вагонов. Вместо привычного: «Уважаемые пассажиры, будьте вежливы. Если рядом с Вами стоят пожилые люди, инвалиды, мамы с маленькими детьми, уступите им место. Спасибо. Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция…», звучало следующее:

– Следующая станция такая-то… Пассажиры! При обнаружении забытых вещей и подозрительных предметов, следует немедленно сообщить об этом машинисту поезда!

И всё. Никаких тебе предупреждений, никаких просьб быть вежливыми. Сухая информация. Лаконичная, внятная, исчерпывающая. Ничего лишнего.

А вот реклама, которой полнились стены вагонов, практически ничем не отличалась от той, которую приходилось видеть в привычном мире. Все те же гаджеты, «чудодейственные» методики излечения от простатита и геморроя (причем, как правило, обе болячки обещали победить одним и тем же «чудо-прибором»), обучение за границей и услуги по быстрому выведению из запоя. Разве что призывы «побаловать свою любимую» отсутствовали напрочь. Но тут все было и так ясно – просто любимые отсутствовали, а желающих кого-либо баловать, видимо, было не много. Если такие вообще существовали в природе…

В остальном же – все, как всегда: молчаливые пассажиры, с угрюмыми лицами, сосредоточенно уставившиеся в экраны мобильников, и гул катящегося поезда. Скука.

Особое внимание обращал на детей, ища подтверждения своей догадки. Наверное, со стороны я выглядел, как какой-нибудь маньяк-педофил, пристально следящий за каждым проходящим мимо ребенком. Всматривался, прислушивался, некоторым даже улыбался. Дети, как дети. Кто-то капризничает, кто-то шалит, кто-то послушно идет вприпрыжку рядом с родителями. Все, как всегда. Поэтому ни подтверждений, ни опровержений своей теории в их поведении я так и не нашел.

К тому времени, как удалось добраться до детского сада, Юлькину группу уже вывели на вечернюю прогулку. Дочь, увидев папу, идущего по тротуару, спокойно подошла к воспитательнице, что-то сказала и ткнула в мою сторону пальчиком. Женщина посмотрела на меня и утвердительно кивнула. Юлька медленно заковыляла навстречу, что было совсем уж не в ее стиле. Как правило, если мне удавалось забрать дочь из сада, а это удавалось крайне редко, она радостно кричала «Папа!» и, с улыбкой до ушей, неслась навстречу. Сейчас же я почувствовал комок в горле, но, переборов мгновенную слабость, решил не делать поспешных выводов.

– Привет, солнышко, – сказал я, когда она подошла поближе и остановилась в двух шагах от меня.

Юлька прищурила один глаз и хихикнула.

– Я не солнышко, я Юля.

– Знаю, доченька. Иди ко мне, – я протянул к ребенку руки.

Она сделала еще шаг, настороженно глядя прямо мне в глаза.

– Иди, – повторил я, – Ты меня боишься?

Дочь широко улыбнулась и отрицательно покачала головой.

– Обнимешь папу?

Юлька закивала, но обнимать не торопилась. Я присел рядом и прижал ее к себе. Только после этого малышка обвила мою шею и тоже обняла, прислонившись к небритой щеке. Тут же отпрянула, но рук не разжала.

– Папа! – возмущенно протянула Юлька, – Ты колючий!

– Да, солнышко, колючий, – не смог сдержать я смеха, – Забыл, когда последний раз брился.

– А почему у тебя колючки?

– А просто твой папа – ёжик! – я скорчил смешную рожицу, и дочь захохотала.

– Не-ет. Ты папа. А зачем ты меня обнимаешь?

– Потому что соскучился.

– Как это?

– Ну, это когда долго не видишь кого-то, а потом встречаешь его и радуешься.

В висках снова пульсировало. Я даже начал переживать, что дочь заметит волнение, и это ее снова напугает. Но Юльку мое волнение интересовало в последнюю очередь. Сейчас ее больше занимало мое непривычное внимание.

– А ты скучаешь? – не унимался я.

Она снова смутилась и утвердительно качнула головой. Ее непослушные кудряшки, при этом, качнулись в такт.

– Ты смешной, папа.

– Почему?

Юлька пожала плечами и промолчала.

– А ты знаешь что такое «люблю»?

– Да, – дочь стала серьезной и снова утвердительно закивала. На этот раз часто.

– А меня любишь?

Она испуганно посмотрела мне в глаза и отрицательно закачала головкой.

– Нет! Не люблю! Честно-пречестно!

– А я тебя очень люблю. Больше всех на свете, – тихо сказал я и поцеловал ее в маленький носик.

Юлька крепко сжала мою шею и прижалась к небритой щеке. Теперь даже колючки ее не пугали.

– Папа, – прошептала она, – Только ты маме не говори. Мама говорила, что это плохо.

– Я знаю, золотко. Знаю, – шептал я, и чувствовал, как из глаз катятся крупные, горячие капли, – Мы никому ничего не скажем. Это будет наш секрет. Хорошо?

Она, не разжимая объятий, закивала.

– Папа, – шепнула Юлька.

– М-м-м?

– Ты хороший. Я тебя тоже люблю. Сильно-сильно! – она немного отстранилась, а затем поцеловала меня в нос, так же, как я ее, и снова обняла. Ее кудряшки щекотали лицо. От этого нос невыносимо чесался, но это был момент настоящего счастья.

– Я знаю, – борясь с огромным комком в горле, выдавил я, и понес дочурку к выходу.

Маша пришла домой под вечер, но не сказала ни слова. Даже не поинтересовалась, почему это я дома, а не в больнице, и почему забрал Юльку из сада, не предупредив ее об этом. Видимо, дулась за скандал, который я учинил ей в палате. Но так было даже лучше. Мы с дочерью делали вид, что сегодня в саду не было того самого разговора, и не было никаких секретов. Лишь изредка малышка тайком улыбалась мне, и смущенно прятала взгляд, когда я подмигивал ей в ответ.

Жена приготовила ужин, накормила Юльку и ушла в ванную, чтобы принять вечерний душ. Я уложил дочурку в кровать, прилег с ней рядом и предложил рассказать сказку на ночь. Она в очередной раз удивилась, но от такого очевидного удовольствия отказываться не стала.

Сказка была о гадком утенке. Юлька слушала с открытым ртом, а когда рассказ дошел до того места, где маленького, но некрасивого птенца выгнали с птичьего двора, расплакалась. В этот момент из ванной вышла Маша. Она услышала всхлипывания и вошла в детскую.

– Что происходит?

– Ничего. Просто сказка жалостливая попалась. Надо было, наверное, что-нибудь попроще выбрать. Про курочку Рябу какую-нибудь или про репку. Хочешь, про репку расскажу? – обратился я к дочери.