Добавив в батарею нужное количество кислоты, он тянул время еще достаточно долго, чтобы взять себя в руки и спокойно вернуться к своему не менее встревоженному ассистенту. Как он мог настолько забыться? Подумать только, — ведь он едва не поцеловал того, кого должен был считать мужчиной.

— Я… я только хотел показать, что твоя нитка соскользнула е центра стрелки. Посмотри, — сказал он и с облегчением заметил, что нитка и на самом деле немного съехала, правда, недостаточно для того, чтобы внести большую погрешность в измерения, однако вполне достаточно, чтобы показать юному Неду, сколь зоркий глаз у его учителя.

Соблюдая приличную дистанцию — не меньше ярда — между ними и напустив на себя холодно-высокомерный вид, Саймон поместил батарею рядом с гальванометром, который Айви только что собрала.

— А теперь мы измерим ток и посмотрим, насколько точен твой измерительный прибор.

Пока Айви сосредоточенно работала с проводами, присоединяя батарею к прибору, Саймон наблюдал не за ее действиями, а за ней. Проворные движения ее тонких пальчиков, восхитительные морщинки на вздернутом носике — в глубокой задумчивости она его морщила, изящество тонкого тела, спрятанного под мужской одеждой. От всего этого невозможно было отвести глаз. Господи, как же она ему нравилась!

— Так, сэр?

Она пропустила соединительный провод через катушку.

Он нехотя покосился на прибор.

— Все правильно, Нед, уже почти готово.

Зубы Галилея, он никогда не встречал таких женщин! Синие чулки и суфражистки — их он видел предостаточно. Обычно это были чопорные старые девы в очках, которые слонялись возле университетских ворот и втягивали любого, кто соглашался их слушать, в спор относительно важности получения женщинами высшего образования.

Годы упорства помогали некоторым из них получить доступ в лекционные аудитории, да и истории о том, как они переодевались в мужскую одежду, чтобы обмануть приемную комиссию, вовсе не были такими уж неслыханными.

Их нелепые выходки граничили с абсурдом, но Саймон всегда им симпатизировал. Его мать получила прекрасное образование, Аурелия тоже. Даже Гвендолин, до того как стала совершать импульсивные, губительные для нее же поступки, имела склонность к учебе.

— Я готов, милорд.

— Вперед.

Саймон обнаружил, что снова подошел к ней очень близко, и вовсе не для того, чтобы помочь. Он жаждал вдохнуть запах ее коротко остриженных волос, приласкать взглядом нежные изгибы шеи над тугим воротником.

Нет, так не пойдет. Он попытался убедить себя, что терпит ее притворство по единственной причине — хочет помочь исследовать область знаний, которую они оба страстно любят. Она действительно обладала глубокими знаниями — на этом этапе притворяться уже было невозможно. И лишь по-настоящему преданный своему делу, науке человек мог продолжать работу при сложившемся в последнее время отношении к научным исследованиям.

Он опять вернулся к тому, с чего начал: желание и страсть. Когда Нед добрался до завершающего этапа своего эксперимента, он не смог сдержать эмоции и, судя по всему, забыл о здравом смысле.

— Работает! — воскликнула Айви, и ее щеки порозовели. — Вы только посмотрите, сэр, стрелка двигается строго перпендикулярно току.

Ее радость была настолько заразительной, что Саймону захотелось подхватить девушку на руки и закружить по лаборатории. В последний момент он сдержался и одобрительно, хотя и не слишком эмоционально, отметил:

— Совершенно верно. Ты молодец, Нед.

— Спасибо, сэр. — Она бегло записала цифры на шкале, на которые указала стрелка. Ее радостное волнение, вероятно, тоже могло быть измерено гальванометром. Восторг осветил ее худенькое лицо, добавил дрожь к голосу. — Что мне теперь делать?

— У меня большой запас химикатов и реактивов. Я бы хотел, чтобы ты составил каталог.

Искренний энтузиазм сменила вымученная улыбка. Понятно. Любой бы предпочел экспериментальную работу ведению записей в толстых журналах. В свое время он тоже получил свою долю скуки, занимаясь чем-то похожим. Но такая работа, несмотря на всю свою непривлекательность, дает знания. Этому студенту они тоже не помешают.

— Скажи, Нед, а сколько тебе лет?

После короткой паузы Айви ответила:

— Восемнадцать, сэр.

Он задумался, насколько правдив ее ответ. Если оценивать ее внешность по мужским стандартам, она выглядела примерно на этот возраст. Но если сравнивать ее с другими знакомыми ему женщинами, включая его сестру, он бы дал ей лет двадцать, а то и на пару лет больше. По непонятной причине ему хотелось, чтобы ей действительно оказалось больше двадцати. Тогда бы она больше подошла на роль подруги, а не ребенка.

— У тебя вся жизнь впереди, — пробормотал он. — Чем бы ты хотел заниматься в будущем?

Она ответила, ни минуты не колеблясь:

— Этим. Хотя не думаю, что я это понимал до сегодняшнего дня… до того, как переступил этот порог. Почему-то здесь, в окружении этого оборудования, я чувствую себя больше дома, чем где-либо еще.

От ее искренней горячности у Саймона заныло сердце. Он сочувствовал ей, но отлично понимал, что ее мечта никогда не сбудется. Ее притворство не могло быть долгим. Когда-нибудь, возможно, очень скоро, кто-нибудь другой, не такой понимающий, как он, раскроет ее обман, и ей придётся заплатить высокую цену. Мысль об унижении, которое ей рано или поздно предстоит испытать, заставила Саймона нахмуриться.

Возможно, он ведет себя неправильно? И ему не следовало поощрять ее? Может, будет лучше, если он отошлет ее немедленно? Отправит домой, к семье, где ей никто не причинит вреда?

Но как же ему не хотелось с ней расставаться!

— Откуда ты, Нед?

— Из Лондона, сэр. Я жил в доме, который мои сестры и я унаследовали от дяди.

— Понятно. — Потом маркиз постарался припомнить слова Бертрама Хендслея о «странном парнишке». Вроде бы тот говорил что-то другое. А Нед утверждает, что его воспитал дядя… — А как насчет твоих родителей? Мне говорили, твой отец служит в правительстве ее величества?

Айви прикрыла глаза пушистыми ресницами, но недостаточно быстро, чтобы скрыть вспыхнувшие в них тревожные огоньки.

— Да, сэр. Он помощник канцлера казначейства.

Последние слова она проговорила механически, словно долго их заучивала, что вызвало серьезные сомнения маркиза в их правдивости.

— Тогда кто твой дядя?

— Брат матери. Мама умерла, когда мы были еще маленькими, и мы стали много времени проводить у дяди Эдварда. Он тогда уже вышел в отставку и мог уделять нам много времени. А отца никогда не было дома.

— Поэтому ты так много читал? Проводил дни и ночи напролет в библиотеке дяди?

— Да, сэр. — Айви сжала губы и быстро оглянулась. — Каталог, сэр. Думаю, мне следует немедленно приступить к работе. Полагаю, химикаты, о которых идет речь, находятся в этом шкафу?